1957 год, лето
Всё началось одной душной летней ночью. Мы только недавно переехали к бабушке и дедушке, и я всё ещё не могла уснуть, ворочаясь из стороны в сторону. Джо на другой стороне дивана что-то недовольно проворчала и грубо попросила перестать и дать ей поспать. А я лишь ещё раз перевернулась и уставилась на тяжёлой стол, на поверхности которого отражалась луна. Сон никак не шёл и, в свои полные шесть лет, я не знала почему, хотя сейчас уже могу предположить, что из-за переезда и нового места. Но вот, когда в комнату стали уже пробиваться первые лучи рассвета, уставшие глаза наконец сомкнулись и я погрузилась в тот необыкновенный сон.
Это было на пшеничном поле. На небе ярко светило полуденное солнце, ветер пускал волны по колоскам пшеницы, где-то стрекотали кузнечики. Вокруг никого не было. Непонимающе озираясь, я пошла вперёд, чувствуя, как щекочут голые ноги колоски. Шаг за шагом я понимала и осознавала, что абсолютно одна посреди большого ничего, но мне не было страшно. Скорее спокойно и умиротворённо. Глубоко вдыхая чистый пропечённый солнцем воздух, я приготовилась медленно выдохнуть, как вдруг… споткнулась обо что-то мягкое и тут же упала, больно ударившись щекой об торчащий из земли камень. Нечто мягкое в тот же миг возмущённо произнесло: «Эй, ты что?!». Перевернувшись на спину, я увидела темноволосого мальчишку в старой растянутой зелёной майке и трусах. Он смотрел на меня не то с интересом, не то с удивлением. Сама я была в ночнушке старшей сестры, которое едва закрывала мне ягодицы.
– Ты кто? – возмущённо подняв брови, спросила я.
– Р…ррл… – мальчик пытался что-то сказать, но ему будто что-то мешало, и он сплюнул на землю, чем вызвал моё отвращение, – Да, блин!
– Оладушек, – на автомате ответила я, а потом осторожно поинтересовалась, – Ты плохо говоришь?
– Нормально я говорю! – огрызнулся мой собеседник абсолютно без запинки, – А вот имя своё почему-то сказать не могу.
– Оно у тебя такое сложное?
– Да нет, самое обыкновенное, – мальчишка устало вздохнул и закатил глаза, – Раз такая умная, сама попробуй. Скажи вот своё имя.
– А вот и попробую, – я гордо задрала нос, – Меня зовут Мэээ… мммэ… ммм. Да что же это?!
Во рту и действительно что-то мешало, будто в моменте произнесения имени меня кто-то хватал за язык.
– Ха! – зло отозвался мальчик, – Вот видишь. Не можешь.
– Но почему? – я стала щупать собственный язык, но он казался самым обычным.
– Видимо это волшебство, – мальчишка задорно улыбнулся, – Здорово, да?
– Нет! – я скривила нос, – Никакого волшебства нет! Всё на свете можно объяснить.
– И как же ты это объяснишь?
– Пока не знаю, – я обиженно надула губы, – Но обязательно придумаю.
– Ну-ну, – мой обидчик самодовольно ухмыльнулся, – посмотрим.
Я на это лишь закатила глаза и окончательно обиделась, не зная, что ещё сказать. Через минуту хихиканья он всё же окликнул меня почти без смеха.
– Ладно тебе дуться. Давай дружить. Пока видимо без имён.
– Не хочу я с тобой дружить, – продудела я в нос.
– Эй, ну чего ты? – мальчик коснулся меня моей руки и вдруг…
Я проснулась. В недоумении, я стала быстро хлопать глазами, чтобы привыкнуть к утреннему свету, а после перевела растерянный взгляд на сестру. Та стояла уже переодетая к завтраку и смотрела на меня строго.
– Вставай. Бабушка сказала быть за столом через полчаса одетыми и умытыми.
Я раздраженно фыркнула. Это был второй день в квартире бабушки и дедушки и наша с ними седьмая встреча за всю жизнь. Полгода назад мы даже не знали о их существовании. Потому даже слова «Бабушка» и «Дедушка» были непривычны.
– А можно не идти? – сонно простонала я.
– Можно, – кивнула сестра, – И тогда их отношения к нам станет ещё холоднее.
– Куда же ещё сильнее? – пробурчала я и всё же откинула одеяло.
Сон блистал на заднем фоне сознания, но я быстро отбросила его, потому как реальная жизнь была гораздо ярче и насыщенней, чем встреча с загадочным мальчиком.
***
В то утро новоиспечённые бабушка и дедушка сообщили нам, что теперь мы официально удочерены ими и наши новые имена Елена и Марина. До этого же мы были Джоселин и Марианна и друг для друга навсегда остались ими. Но с тех пор, как умер папа, а спустя год и мама, у нас не было прав и свобод так себя называть. Не сказать, чтобы до этого их было больше, но это другая история, слишком долгая и грустная. Её я расскажу позже. А пока стоит знать лишь, что наша с Джо жизнь резко перевернулась и о предыдущей жизни, включая родных родителей, нам прямым текстом сказали забыть и «в этих стенах больше не вспоминать». Так мы и сделали. Днём я ходила в детский сад, а Джо в школу в пятый класс, куда её посреди года устроили по старой дружбе дедушки с заучом. А вот вечером мы с сестрой дожидались, пока взрослые заснут, садились на одеяло и начинали разговаривать про всё на Свете. Про то, как странно теперь жить тут и делать вид, что мы прилежные внучки. Про то какая у сестры странная школьная форма и как сложно за ней ухаживать. И ещё про то, что в детском саду очень скучно и очень противные дети. Так мы и засыпали, держась за руки и надеясь поскорее вырасти.
