Моих стихов чернеющая гладь…

Моих стихов чернеющая гладь…
О книге

В новой книге Леонида Оливсона читатель встретится с размышлениями автора о времени, о себе, о прочитанном и обдуманном… Широкий круг современных явлений открывается на страницах этой книги, которая будет интересна самому широкому кругу читателей.

Книга издана в 2020 году.

Читать Моих стихов чернеющая гладь… онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

© Леонид Оливсон, 2020

Стихов моих чернеющая гладь
Врачует неких, тех, кто как-то
Оставил на земле свою печать,
Хотел он или не хотел – де-факто.
И вы их видели в анналах,
О них читали – может, не о всех.
Мы чтим порой их в мемориалах.
Они – виденье жизни разных вех.

О репетиторах и мудрых и лукавых

Отец у Черчилля был третьим сыном в высшей знати,
Попасть сначала в палату общин был путь один,
Он не без крови выстлал себе въезд в её пенаты,
И в своих помыслах недетских он был не кретин.
Мечтал похожим быть, как отец, в служенье Родине,
А вот стандарты обученья школы отвергал,
Он с малых лет подвластен был войны экзотике,
Мир войн и книг этой тематики так увлекал.
О троне власти он мечтал путём заслуг геройских,
А дальше популярность и его избранье,
Потому и в конницу[1] пошёл в мечтах ковбойских,
Попав с трудом в Сандхерст – он проявлял старанье.
Два раза уж срезался в Сандхерст он на экзамене,
А всё из за латыни и греческого языка,
Но туда очень рвался – таков его был замысел,
И взят был репетитор, чтоб попасть наверняка.
Джеймс-капитан имел богатый опыт в этом деле,
Ведь брался не впервой учить оплаченных птенцов,
С подростками учителя совсем там не потели,
Не заводили ворох тут учебников томов.
Известен был давно набор учителей вопросов
С непогрешимостью даваемый ученикам,
Конечно же, никто не мог б предугадать курьёзов,
Гарантий не было, но в большинстве везло орлам.
Нехитрый метод был, но делалось всё по науке,
Ответы, что зубрили, были в поле правильных,
И этим попаданья в школу снимались муки,
Зато “лукавивших” работа долго славилась .
Да, путь в “Наполеоны” был непрост во все столетья,
А он из плена бурского попал в герои войн,
А в трудный мира час[2] большой войны он зрел силуэт
И глав держав союзных стран звал на борьбу с чумой.

(У. Черчилль Мои ранние годы., изд., Колибри, 2011).

О Шиндлере Оскаре без прикрас

Его характеристик хватило бы на всех:
Он абвера шпион, эсэсовец, неверный муж,
И всё же был этому всему противовес —
При всем при этом еврейских не губил он душ.
А истина вся на поверхности пылится,
Ведь список Шиндлера составлен был так просто:
Есть денежки – то ты уйдешь живой от фрицев,
А он не без корысти всё вверял прохвосту.
Писатель из Австралии[3] был в Голливуде,
Его удачей был рассказ одного немца,
О чем спасенный каждый думал в те минуты,
Он Шиндлера благодарил за всех от сердца.
Понятно – после чего тот написал роман,
Ему принесший Букеровскую премию,
А Спилберг в фильме много чего не показал,
Понятно, в Голливудском его прочтении.
Оскар родился в маленьком чешском городке
В семье католика промышленного толка,
Закончил школу, звезд не хватая в вихорке,
Как явствует, он редко в руки брал книжонку.
Училище он кончил, экзамены не сдал[4],
Три года после в фирме у отца помощник,
Уйдя, женился в двадцать, стал пить и пропадать,
В полиции не раз бывал он, полуночник.
А отслужив армейский срок – пошел работать,
Встав на ноги, он въехал в новый богатый дом
И школьную подружку он успел растрогать,
Перед женою всю жизнь он не был ангелком.
Двух деток заимел он, с подружкой бегав,
А в то же время больную мать он потерял,
А в 1935 в шпионы был завербован против чехов,
Спустя три года в их суд полиции попал.
Сказав, за деньги служит, – он во всем сознался,
Но соглашение в Мюнхене его спасло,
И дальше он уверенно шел тем же галсом,
Ему, однако, при жизни с немцами везло.
Для Гляйвица держал он польские мундиры,
А после в бизнесе ему немцы помогли,
Он у отца, спасенного, был рэкетиром,
Под пистолетом держал его; был не шутлив
(Его он собственность, фабрики, себе забрал).
У Франка с Гиммлером были разногласия,
Использовал их ловко этот потенциал,
Начальника Плашува он сделал пассией,
Охотно Гец дарил расходный материал.
Конечно, был тут и меркантильный интерес,
На что вдова его бесстыдно возражает,
Ведь каждую минуту он мог ведь стать мертвец,
С фабричных ночью он не уходил лужаек.
А сколько умерло на фабрике народа,
Который просто был истощен, недоедал,
В конце войны лишь разрешил с хлебом подводы,
Ведь кто остался жив, помнят как народ страдал.
В году 1944 в Освенциме он выкупал евреев,
Ну, вспомним, кому такое счастье выпало,
Он деньги давно уж забрал у богатеев,
Отсюда и, понятно, идея выбора.
И все равно ему спасибо, что спас всех тех,
При всех тех авантюрах он был гуманистом,
А существует одна из громких антитез[5]
Каким при жизни бывал он авантюристом.
А потому – лишь за шестнадцать лет до смерти
Он звание праведника мира получил,
Он пережил так много в грозной круговерти,
Ведь от пороков в жизни никто не излечим.

Он века прошлого был бессребреник.

Алан Абел (1924-2018)

Был человек, не все его любили,
Он шутками своими многих злил,
Его журили люди иль хвалили,
Друзей и спонсоров он этим веселил.
От незнакомцев он все деньги возвращал,
Решался брать их от богатых лишь друзей,
Своим трудом он как-то выживал,
Семье боялся приносить конфузы.
Происхожденьем был он из Огайо,
Тот край лесов позволяет пошуметь,
Страсть к барабану в нём зажглась,
В дальнейшей жизни он не привык робеть.
В пять лет он начал бить по барабану
И его звуком оглашал окрестность,
Мать-пианистка помогла Алану,
Не мучила, кем будет – неизвестность.


Вам будет интересно