«Но галерка простит оговорки
Сопричастна греху моему…»
Александр Галич «Старый Принц»
В редакцию нашей стенгазеты пришло письмо:
«В Интернете нашел ссылку на некоего Б. Ю.: «Юля Беломлинская – паучиха Черная вдова, ей надо выспаться на человеке, а потом его уничтожить».
Что это значит?»
Юха приехал в Питер из Москвы.
Делать первый русский Рок-театр.
Я оказалась Крупской-Арманд при этом Ильиче, и главным художником при его Великом Деле.
Мы стали жить и работать вместе.
А потом Гастон, все тот же, счастье или несчастье всей моей жизни, опять появился на пороге.
Его очередная попытка разрубить узел нашей страсти не удалась.
А если не рубить – то узел только затягивается.
И тут еще Кира Муратова позвала меня в Одессу.
Работать с ней на картине «Перемена участи».
В общем, я, как змея, отползла сперва от юхиного бренного тела.
А потом от его Нетленного Дела.
Юха орал, ругался. С Гастоном слегка подрался.
Но окончательно поссорились не сразу.
У нас еще была долгая коммунальная свара, как у бывшей парочки.
Он все никак не мог увезти своей чемодан, с моей кухни.
В новое жилье.
А кухня – метра два полезной площади.
Из них полтора метра занимает чемодан Юхи.
А живет Юха в пяти минутах ходьбы.
У нашего друга Никиты.
Я кричу в телефон, что если сейчас, он сука, не придет за чемоданом,
– точняк вынесу чемодан на помойку.
Я который день его уговариваю!
Никакой реакции.
Тогда я звоню и говорю, что чемодан уже на помойке.
И это – чистая правда.
Он приходит.
Говорит, что я – жестокосердая.
Но вот это неправда.
Потому что я живу на первом этаже.
Помойку видно в окно.
И я все это время, пока Юха идет, слежу за его чемоданом.
И даже успеваю за это время какого-то синюшника, криком в окно от чемодана отогнать.
Но он не стал вникать.
Увидел только факт: Чемодан На Помойке.
Такая вот Классика Разбитого Сердца.
Обиделся.
Следующий его коммунальный ход:
Никита и впрямь жил близко. Ну, не пять минут, а пятнадцать.
Жизнь у нас была ночная, и в четыре утра идти одной, пятнадцать минут, все равно страшно.
И меня всегда кто-то провожал.
И вот, через пару недель, сидим все в гостях у Никиты.
Сам Никита на съемках, Юха там живет, остальные – гости.
Народ начал расходиться, я тоже встаю, а Юха и говорит:
– Посиди еще, я тебя потом провожу.
Я села на место. А часа в четыре утра вот что слышу от него:
– А теперь иди одна в ночь и трепещи!
Я тебя нарошно провожать не буду. Ты меня достала с этим чемоданом.
Я пошла домой одна. И вправду страшно было очень сильно.
В Питере всегда страшно.
Следующий мой коммунальный ход:
Еще через пару недель, придя к одной местной красавице, оставим ее безымянной,
я застаю там Юху за чашкой чаю.
И из лучших соображений, просто чтобы ее предостеречь, говорю:
– Вы, голубушка, лучше на него не рассчитывайте. Ласки от него не дождешься,
он умеет только строчить, как швейная машинка «Зингер», а потом сразу засыпает…
Эта фраза в нашем маленьком городе как-то сразу оказалась крылатой.
Ее стали повторять многие девушки своим кавалерам.
Мы с Юхой перестали здороваться.
Потом он вернулся в Москву.
Постепенно мы помирились.
Спокойно пересекались и нормально общались.
Но однажды я привела к нему в Москве юного Цыпера.
Нынче он – создатель Могучей Мозгомойной Клумбы.
Точнее Тумбы.
А был когда-то талантливый журналист.
Цыпер написал классную статью про Юху.
Про то, что Юха – фантом, призрак оперы, гениальная личность с пустым результатом, великий и ужасный обманщик из страны Оз…
Написал чудно – вот цитата неточная, по памяти:
«…еще до его приезда, в Городе обнаружилась девушка с таким же лицом
и перевернутыми инициалами: не Б. Ю., но Ю. Б…
Чуть позже возникло и само лицо: портрет-фреска в мастерской на Итальянской улице:
Все тот же узкий глаз и носатый профиль.
Влюбленный Художник нарисовал Девушку, и это опять был Он, его Тень…
Тенью, Носом, Портретом бродил наш герой по Петербургу…»
Что-то в таком духе.
А дальше про то, что кроме вот этого флера в Юхе ничего нет,
Но и этого довольно для того, чтобы назвать его гением…
Я бы в жизни на такое не обиделась.
Но я уже не участвую.
Я уже наступила ногой на ту полоску, нарисованную мелом на асфальте,
после которой, по правилам, мне положено выходить из игры.
Это – граница игры.
А дальше я еду в Америку, и живу «за границей собственной судьбы».
Одна радость – в Блюмингтоне, в местной библиотеке, читаю русские журналы.
В том числе, журнал «Театр», отданный по причине 90-х «молодежной редакции».
Они развели там такое типа ЖЖ для пятнадцати посвященных.
А журнал в ту пору был тиражом на всю страну.
Тысяч сто что ли. Или четыреста…
И вдруг вижу там: мудила Юха пишет Опровержение!
Этой цыперовой статьи.
Соревнуясь с ним в красноречии.
Оттягиваясь в полный рост.
Там было что-то такое:
«…этот крошка Цахес, духовный уродец, могущий изрыгать только злословие, откуда он взялся?
Оооо, я вам отвечу, откуда он взялся! Как ни странно, крошка Цыпер, будучи москвичом, является представителем самой злой, а именно петербуржской Школы Злословия!
Основательница этой школы – Юля Беломлинская, местная Мадам Де Помпадур, ее имя и портрет присутствуют в этом отвратительном пасквиле в зашифрованном виде,
