WE ARE OKAY by Nina LaCour
Published by arrangement with Pippin Properties Inc. through Rights People, London and The Van Lear Agency.
Originally published by Dutton Books, an imprint of Penguin Group (USA) LLC.
Иллюстрация на обложке: Адамс Карвальо
Все права защищены. Любое воспроизведение, полное или частичное, в том числе на интернет-ресурсах, а также запись в электронной форме для частного или публичного использования возможны только с разрешения правообладателя.
© Д. Батий, перевод на русский язык, 2018
© Popcorn Books, издание на русском языке, оформление, 2018
Copyright © 2017 by Nina LaCour.
Endpaper art copyright © 2017 by Adams Carvalho.
COVER ART © 2017 BY ADAMS CARVALHO.
* * *
Перед уходом Ханна спросила, точно ли со мной все будет в порядке. Она и так задержалась на целый час – колледж уже закрылся на зимние каникулы, и все ушли, остались только сторож и смотритель. Она собрала груду белья для стирки, отправила e-mail и порылась в своем тяжеленном учебнике по психологии, чтобы проверить, правильно ли ответила на экзаменационные вопросы. Ей уже совсем нечего было делать, так что пришлось поверить мне на слово, когда я ответила: «Да, все будет хорошо».
Я помогла ей спустить сумку на первый этаж. Она крепко и сдержанно меня обняла, а затем сказала:
– Мы вернемся от тети двадцать восьмого. Приезжай на поезде, сходим на мюзикл.
Я пообещала так и сделать, хотя вовсе не была уверена, что сдержу слово. Уже вернувшись в комнату, я обнаружила запечатанный конверт, который она успела тайком прислонить к моей подушке.
И вот я одна в пустом здании, гляжу на свое имя, выведенное красивым почерком Ханны, и стараюсь не позволить этой мелочи выбить меня из колеи.
Есть у меня пунктик насчет конвертов. Не хочу его открывать. Я даже прикасаться к нему не хочу, но твержу себе, что внутри наверняка какая-нибудь милая ерунда. Рождественская открытка. Может, с персональным посланием, а может, всего лишь с подписью. Что бы там ни было, это точно совсем не страшно.
Общежитие закрывают на месяц каникул, однако куратор помогла мне остаться здесь на праздники. Администрация колледжа этому не обрадовалась. «Разве у тебя нет семьи? – спрашивали они. – Или друзей, у которых можно погостить». На это я твердила одно: «Теперь я живу здесь. И буду жить до выпуска». В конце концов они сдались. Пару дней назад под моей дверью появилась записка от управляющей общежитием. Она оставила контакты смотрителя и сообщила, что он будет здесь все каникулы. «Свяжись с ним, если что-нибудь понадобится, – писала она. – Что угодно».
Калифорнийское солнце – вот что мне может понадобиться. И улыбка поубедительнее.
Безо всех этих звуков – голосов, шума телика, плеска воды из крана, журчания слива в туалете, гула и писка микроволновок, шагов и хлопков дверью – общежитие стало каким-то новым и чужим. Я прожила тут три месяца, но только теперь заметила шум обогревателя.
Щелчок – и волна теплого воздуха.
Сегодня в целом здании ни души. Завтра на три дня приедет Мейбл, а потом я снова останусь одна до середины января.
Ханна вчера сказала:
– Если бы я жила месяц в одиночестве, то начала бы медитировать. Врачи доказали, что это снижает давление и улучшает работу мозга. Даже иммунитету помогает.
Через несколько минут она вытащила из рюкзака книжку:
– Вот, наткнулась недавно в магазине. Можешь почитать ее первая, если хочешь.
Она бросила книгу мне на кровать. Сборник эссе об одиночестве.
Я знаю, почему она волнуется за меня. Мы познакомились через две недели после смерти Дедули. Когда я впервые переступила порог нашей общей комнаты, то выглядела оглушенной и одичавшей. С тех пор Ханна успела ко мне попривыкнуть; пусть так и остается. Это нужно и ей, и мне.
* * *
Прошел всего час, и вот уже первое искушение: теплая постель, подушка и плед из искусственного меха, который мама Ханны привезла на выходных. Все они словно шепчут: «Приляг. Никто не узнает, если ты весь день проваляешься в кровати. Никто не узнает, если ты будешь ходить в одних трениках целый месяц, жевать еду перед телевизором и вытирать руки о футболку. Можешь бесконечно слушать одну песню, пока она не лишится смысла. Можешь проспать хоть всю зиму».
Надо только пережить приезд Мейбл, а потом я могу делать все, что хочу. Могу скроллить твиттер, пока экран не поплывет перед глазами, могу раскинуться в постели, как какой-нибудь персонаж Оскара Уайльда. Могу раздобыть бутылку виски (хоть и обещала Дедуле, что больше не буду), и от него внутри все заполыхает, углы комнаты смягчатся, а воспоминания выпорхнут на волю.
Вдруг я снова услышу, как он поет, если все остальное затихнет?
Но именно от этого Ханна и хотела меня уберечь.
У сборника эссе мягкая обложка цвета индиго. Я открываю эпиграф и сразу вижу цитату Уэнделла Берри[1]: «Среди людей мы измучены борьбой и не знаем покоя». Люди, которые окружали меня последние месяцы, отправились сквозь жгучий мороз к родителям, в дома с потрескивающими каминами, или улетели на тропические острова, где фотографируются сейчас в бикини и с шапкой Санты на голове – чтобы позже отправить снимки друзьям с пожеланием счастливого Рождества. Что ж, поверю мистеру Берри на слово и постараюсь отнестись к их отсутствию как к возможности отдохнуть.