Закончились осенние каникулы. Началась вторая четверть в десятом классе. Уже неделя, как снова сидим за партами. Правда, идти в школу не хотелось, утешало только то, что это последний учебный год, а потом будет чудесная взрослая жизнь: студенчество, работа, одним словом – будущее, которое уже можно потрогать, ощутить его возбуждающий запах, попробовать на вкус. Не огорчало даже то, что судьба разбросает нас, одноклассников, по свету, и вспомним мы друг друга разве что в старости, ностальгируя по юности. Все случится уже совсем скоро…
Вчера наш 10-В устроил культпоход в кино. Хотя событие было и незначительное, но все обрадовались, дружно отправившись в клуб, сереющий в парке. Типичная советская постройка. Все клубы в селах были одинаковыми – правда, у нас, в Кегичевке, он назывался «Дом культуры». Все-таки райцентр!
Показывали «Войну и мир», первую серию.
Возле меня села Клава Товкач. Я люблю украдкой наблюдать за ней. Клава всегда одета как-то по-особенному. Точнее, у нее такая же школьная форма, как и у других девочек, но на ней все смотрится очень аккуратно и красиво. Белый и черный фартуки ее мама сшила так, чтобы подчеркнуть в своей дочурке все самое лучшее. Воротничок на платье не просто белый, а в черный крупный горошек, туфли – на невысоких каблуках. Бледное, чуть широковатое Клавино лицо с большими глазами и четко очерченным ртом обрамлено крашеными волосами цвета пшеницы, ниспадающими прядями на лоб и уши, а на затылке стянутыми в «конский хвост». Клава кажется уже совсем взрослой дамой и словно спешит жить, как будто у нее меньше времени, чем у других. Она хитрая и самолюбивая. Осмотрительная. В глаза скажет одно, а за глаза – другое. Конечно, эта девушка знает себе цену и замуж, наверное, выйдет по расчету.
Клава поглядывала в ту сторону, где сидел Сергей Головко, которого будто шило в известном месте донимало. Он вертелся, смеялся, выстукивал костяшками пальцев какую-то барабанную дробь и качал в такт головой, увенчанной роскошным густым чубом в стиле киногероев начала нашего ХХ века. Сергей остроумный и веселый, однако, как ни странно, я его не очень хорошо знаю… Так вот, я наблюдала за ним и Клавой, поскольку на это у меня были веские причины.
Впереди нас ни на минуту не умолкал Толя Соловей, комментируя фильм: на уроках ни гу-гу, а здесь разошелся!
Немного сбоку сидели Коля Проценко и Соня Лапата. Он купил ей билет и, конечно, потом проводит домой. Коля, похоже, самый красивый парень в нашем классе. Но это понимают не все, поскольку его лицо еще не возмужало, было по-детски кукольным. Хотя уже и сейчас видно, что Соня значительно проигрывает рядом с ним, а еще и ломается, крутит носом. Зато Коля перед ней просто млеет, преданно заглядывая в глаза, как породистый щенок. Соня же – некая смесь дворняжки с болонкой – отворачивается, глядя куда-то в сторону невыразительными глазками сквозь светлые, грязноватые с виду пряди.
В этом году с нашими парнями и девушками случилось что-то непонятное. Все вдруг стали поголовно влюбляться. Сергею Головко нравится Клава Товкач, Вася Рыбка бегает за Надей Черной, у моей лучшей подруги Вали Грачевой только и разговоров о Косте Пинчуке, с которым она училась до восьмого класса, а потом тот уехал в Харьков – поступил в какой-то техникум. Я с ним не знакома, поскольку пришла в этот класс из другой школы – Бессарабовской восьмилетки – вместе с еще несколькими одноклассниками. Среди них мой сосед Леня Гринько и Зинка Ароненко, которую я не люблю, и она отвечает мне тем же.
В Бессарабовке я дружила с Любой Липатовой и Таней Зеньковой. С Любой мы жили на одной улице и ежедневно вместе бегали в школу, а с Таней знакомы с малых лет. Она – моя первая подружка. Живет по соседству с моими бабушкой и дедушкой – папиными родителями.
О Тане я давно ничего не слышала и начала скучать по ее серым внимательным глазам, искренней преданности и врожденному чувству справедливости. У нее не было отца, и она много помогала своей матери по хозяйству: ухаживала за коровой и свиньями. Поэтому руки у нее были красными, в цыпках от холодной воды и недетского труда: до восьмого класса она вымахала в плотную сельскую девушку.
Танина мать сторожила на свиноферме и немного подрабатывала шитьем. Она хромала на одну ногу и вообще много болела, поэтому не могла выполнять тяжелую работу. Иногда Таня даже заменяла ее ночью, спала в чулане, неподалеку от свиней. Потом от нее несколько дней так разило, что хоть нос затыкай.
Таня после восьмилетки уехала в Харьков учиться на токаря-универсала. Мне очень хотелось с ней увидеться, рассказать, как мне живется уже здесь, в райцентре, узнать, что у нее новенького. Пожалуй, только с ней я могла бы сейчас откровенно поделиться тем, что творится у меня на душе. Есть один парень в нашем классе, который мне очень нравится, я даже боюсь вслух называть его имя. Пишу стихи о нем: «Ты, милый, как звезда, сияешь, хотя меня не замечаешь…»
В Бессарабовке с пятого класса я дружила еще и со Светой Семенченко. В тот год к нам как раз пришли дети из начальной школы соседнего села. Мне очень понравилась худенькая, круглолицая, со стройными ножками девочка. Это и была Светочка. Мы заинтересованно рассматривали друг друга. Пожалуй, она также почувствовала ко мне симпатию, поскольку предложила сесть за одну парту. Светлана тоже перешла со мной в Кегичевскую десятилетку. Но мы уже давно не дружим, даже не знаю, почему.
