Ко мне очень часто обращаются друзья, товарищи, знакомые, родные, дети и внуки, просят рассказать о своей жизни, о том пути, который мне пришлось пройти. Если бы не эти просьбы, вряд ли бы я взялся за перо, хотя о том, что и как произошло в моей жизни, я мог только мечтать, будучи еще мальчиком.
В начале повествования следует сказать несколько слов о моих родных. Отец мой – Даниил Яковлевич Воробьев, по профессии столяр, рабочий, строитель, мать – Анастасия Максимовна (в девичестве Сторожева) – домашняя хозяйка. Родители имели 10 детей (Митрофан, Евдокия, Наталья, Григорий, Федор, Прасковья, Виктор, Ольга, Борис, Николай). Интересно отметить, что наша фамилия Воробьевы считалась ранее и по сей день продолжает считаться родовой, происходящей, скорее всего, от казацкого прозвища Воробей. По улице у многих были и вторые прозвища. Мы, например, назывались Микиташкиными. Моя жена Варвара Николаевна (в девичестве Шевцова) «по улице» имела прозвище Бадеевская.
Жили мои родные в слободе Новая Сотня Острогожского уезда Воронежской губернии, в собственном одноэтажном доме по улице Торговище (ныне Революционная, дом 1). Отец был не в состоянии обеспечить прожиточный минимум такой большой семьи. Мать, хотя и неграмотный человек, от природы была практичной и деятельной женщиной. Жизненные условия семьи научили ее быть предприимчивой в ведении домашнего быта. Она умудрялась, например, в скромных домашних условиях выпекать вкуснейшие хлебобулочные изделия, что существенно помогало поддерживать достаток семьи. К сожалению, ее жизненный путь был коротким. В августе 1918 года она внезапно скончалась. Тяжела была для нас потеря матери. Особенно болезненно она была воспринята мною, четырнадцатилетним подростком. В трудные годы Гражданской войны 1918–1921 годов я в любую погоду приходил на городское кладбище, где была похоронена мать. В моем детском сознании не укладывался свершившийся факт, и воспоминания об уходе из жизни матери тревожили долгие годы, потому что никак не верилось, что я навсегда лишился любимого человека. Так продолжалось три года, и только уход добровольцем в Красную армию как-то сгладил мои переживания.
До поступления в армию я отучился в церковно-приходской школе и после ее окончания продолжил учебу в учительской школе. Закончив два класса этой школы, я, таким образом, получил неполное среднее образование и в четырнадцатилетнем возрасте должен был уже работать, чтобы как-то оказать помощь родным. С 1918 по 1921 год я работал в волостном сельсовете Новая Сотня и в Острогожском коммунотделе в качестве контролера. В 17 лет, в августе 1921 года, я добровольцем пошел на службу в Красную армию – курсантом 22-й Воронежской пехотной школы командного состава.
Простившись с родными местами, я вместе со своими друзьями – Харлампием Калинниковым, Митрофаном Ермоленко, Вениамином Шмыглевым – отправился в город Воронеж. С этого времени началась моя непрерывная служба на различных должностях в рядах Красной армии. В памяти особенно четко запечатлелся декабрь 1922 года. Хочется воспроизвести некоторые детали, оставившие в памяти глубокий след. Это связано с жестоким голодом. Бродячие одиночки, оборванные, истощенные, слоняющиеся по улицам, просящие подаяние на станциях железной дороги: «Дайте хоть кроху хлеба». Жутко было видеть оборванных, голодных подростков, бродивших группами по улицам. Обитали они в грязных подвальных помещениях. Это были дети тех родителей, которые погибли на фронтах Гражданской войны или умерли голодной смертью. Особенно страшно, что во время голодовки находились такие родители, которые поедали своих маленьких детей. На рынке торговки продавали студень, приготовленный из человеческого мяса тех, кого настигла голодная смерть.
