Мы поглощаем свет.
Мы поглощаем тьму.
Наши души проживут без гнили тысячу лет.
Они выстоят даже в самом страшном бреду.
Во тьме мы зажигаем свечи,
На свету распахиваем черные дыры.
Мы сжигаем то, что душевные раны лечит,
То, что должно пройти по всему брошенному миру.
Мы не дадим падшим встать.
Мы усложним их жизнь, чтобы они стали сильнее.
Мы не дадим крылатым тварям в небеса летать,
Чтобы они поняли, как быстро на земле их души тлеют.
Мы не дадим Богу помочь своим рабам.
Не дадим Сатане выйти из врат.
Не позволим сойти на землю другим чужеродным Богам.
Посмотрим, как люди развеют накипевший в мире смрад.
Мы те, кто заставит людей бороться за свой дом.
Из-за нас люди наконец начнут полноценно жить.
Мы – в солнечный день оглушающий гром,
который научит шум лесов ценить.
Мы – солнце, которое выжигает зрение,
Которое научит ценить прикрасы нашей планеты.
И не спасётся никто от душевного тления.
Никто, кто не способен отличить тьму от света.
Я увидел свет в конце тоннеля,
Но видел тьму в начале.
Я познакомился на днях со штормом и метелью.
И они меня давно уже знали.
Они ждали меня.
Ждали, когда я вернусь,
Чтобы забрать навсегда
Туда, куда не пускают грусть.
Мы снова утопаем в бездне депрессий.
Снова плывём среди унылых лиц.
Наши мысли снова стали дикой смесью,
А в наши головы входит уже десятый шприц.
Руки перетянуты,
Ноги связаны. В разум проникли грязь и мусор.
Мы все между собою жестко стянуты.
У каждого на планете одинаковые вкусы.
Каждый отуманен неведомой былью властей,
Сходит с ума, ни разу не притормозив.
С каждым днём душа человека становится всё черней.
Ну а Господа запускают в уши гнили прилив.
Мир тихонько катится в ад.
Ну а что наши спасители?
Они от страха давненько сдали назад
В свои уютные и тихие обители.
И народ бытует один, на погибель оставленный.
Мечется в клетке, не зная, что же ему делать.
Смерть в охранники к миру приставлена.
Она же и убьёт его смело.
Однажды я хотел бросить писанину своих стихов.
Но она просила продолжать.
Я думал: «До чего же доведёт этот бой умов,
И для кого мне вообще писать?»
Я представился ненужным и брошенным.
Человек, который якобы настрадался за 17 лет.
И мысли всей моей черной души в строки накрошены,
Которые складываются в никем не понимаемый бред.
Стихи меланхоличной птицы,
Которая так и не научилась летать.
Зато перья мои сгорают быстрее старой страницы,
И научился я лишь внутренне сгорать.
Я научился отдавать радость другому,
Забирая взамен боль, когда тому грустно.
Я всё чаще мечтаю о коме
И всё чаще осознаю, что внутри у меня пусто.
Я до сих пор сохраняю слово и пишу.
Я до сих пор держу обещание.
И никто не знает, кому
достанется всё это по завещанию.
Распечатай фото со мной и брось в чай вместо сахара.
Ты будешь пить самый крепкий чай, самый невкусный.
Затем сходи с кружечкой к знахарю.
Выпив немного он добавит, что сахар слишком гнусный.
По обычаям плохой настрой.
По обычаям плохой день и плохая ночь.
Пробежав по аллее грёз, словно герой,
Я убегаю прочь.
И воздуха в легких так мало осталось,
Что чувствую близость конца.
Но я ведь всё ещё бегу. Или мне всё это казалось.
И буду ли я ждать её у отдаленного венца.
Буду ли я счастливым, переслушивая веками Плацебо?
Или буду грустить, вникая в строки газет.
Но я точно, точно буду с былой нежностью смотреть в небо,
Где не останется звёзд и откуда сгинет свет.
