Линия. Линия. В пересечении точка. Линия. Линия. В пересечении точка. Четыре точки – квадрат. Четыре квадрата – всё равно квадрат.
Не очень-то длинная цепочка. Зато можно мысленно рисовать в квадратах цифры. И мысленно по ним прыгать. Раз – квадрат, два – квадрат, три – квадрат. Четыре – гладкий бетон. Нужно возвращаться и дальше собирать линии в точки, точки в квадраты, а квадраты снова в квадраты.
Если надоедает, смотрю на стену: линии на стенах куда интереснее. Их я сделала сама. Одна линия – горизонтально, четыре линии – вертикально. Четыре точки в пересечении. А квадрата нет. Значит, квадрат – это не четыре точки? А на окне четыре точки – квадрат.
Боже, сколько я уже пытаюсь разгадать это? Раз за разом, раз за разом. Ну а что ещё делать, когда сидишь взаперти, в одиночной камере? И так уже двадцать пять лет. Ровно. Да, линии об этом говорят. А сколько мне ещё? Чёрт его знает. Пока не помру, наверное. Да, мне так и сказали: пожизненно.
За что же? А я не помню. За глупость, наверное. Я всё время попадаю впросак из-за глупости. Какой именно, уже не имеет значения. Всё равно помирать здесь.
Или нет?
Монолитная железная дверь с маленьким окошком вдруг открылась. Мне ничего не сказали, лишь взяли под руки и повели по коридору. Я уже и забыла, сколько линий в кирпичной кладке!
– А куда вы меня ведёте? На свободу? Или вы ангелы и грядёт Страшный Суд? Да, я хочу на Страшный Суд! Мне ничего не Страшно, даже Суд!
Угрюмые люди в форме молчали и шли. Ску-у-учные. Вот мои друзья куда интереснее! Они всегда отвечают на вопросы!
– Какие ещё друзья? – один из угрюмых людей в форме остановился. Они умеют читать мысли? Или я что-то сказала вслух? Но мне первая мысль нравится больше.
– А вот такие. Хорошие. Не то что вы.
– Она сумасшедшая, – перебил меня второй. – Воображаемые друзья. Идём.
Почему он назвал меня сумасшедшей? Не понимаю. Всё же вроде логично… Меня ещё долго вели по многолинейным коридорам. Слишком быстро вели, я не успевала складывать линии и точки. Я несколько раз пыталась остановить их, но меня грубо дергали. Злы-ы-ые. Очень злые!
Наконец-то они привели меня в какой-то кабинет. Стены из бетона, линий нет, квадратов тоже нет. А вот линии деревянной мебели и ковра на полу очень интересны. Куда интереснее упорядоченных линий стен и решёток. За столом сидел серьёзный мужчина в сером костюме. Тут вообще всё серое. Даже облака и небо. Даже когда нет облаков.
Мужчина в сером костюме взмахнул рукой. Угрюмые люди в форме ушли. Я осталась.
– Значит ты мисс Гиббс?
– Клара. Просто Клара. Зачем какие-то Гиббсы? Ещё и какие-то миссы.
– Это твоя фамилия, мисс Гиббс.
– А зачем фамилия? – мужчина посмотрел на меня озадачено. Покачал головой.
– Да уж, всё куда хуже, чем я думал, – пробормотал он тихо. Вернее, для остальных тихо. Я за годы тишины научилась различать тишайшие звуки.
– Сколько тебе лет, Клара?
– Должно быть, сорок четыре. Но мне не нравится эта цифра, поэтому говорю: девятнадцать. Девятнадцать – красивая цифра.
Мужчина ещё немного помолчал. Почему-то мои ответы сбивали его с толку. Я ведь честно отвечаю. Что ему не нравится?
– Клара, ты свободна. За тебя замолвили слово. Если не попадёшься на глаза психиатрам, свободна полностью. Хотя, глядя на тебя, я сомневаюсь в правильности этого решения.
– А кто такие психиатры? У них есть щупальца? Они живут в театрах?
– Нет. Это врачи. Врачи, которые сделают тебе плохо, Клара. Неужели за девятнадцать лет свободной жизни ты не выучила этого?
