Глава 1. Салют для королевы
Варвара Одинцова, голубоглазая блондинка с идеально стройными ногами, всегда выгодно подчёркнутыми короткой юбкой, одним взмахом ресниц заставляла столбенеть всё мужское население школы. Гриша Рублёв всегда посмеивался над снующими вокруг Варвары воздыхателями. Но когда учебный год вяло подполз к окончанию, Гриша неожиданно осознал, что тоже влюблён.
Сначала его это огорчило. У Одинцовой был колоссальный выбор, и Гриша терялся на фоне парней из старших классов. К тому же Варвара, или как она любила себя называть – Барбара Оди, жёстко игнорила всех одноклассников, в ряды которых входил и Гриша. Поэтому Рублёв решил выложиться на все сто, чтобы завоевать королеву своего сердца.
Собрав в кулак всю мощь своей фантазии, Гриша старался выделиться из унылого строя неудачников. Но его гениальные попытки привлечь внимание Варвары проваливались одна за другой. Она по-прежнему не желала видеть в нём человека, обидно записав в разряд ходячей мебели.
Только Гриша не сдавался. Сегодня он намеревался устроить грандиозный салют в честь королевы своего сердца прямо в кабинете химии. Нужные реактивы были подготовлены, оставалось только дождаться, когда придёт Варвара.
Услышав голоса, Гриша выглянул из кабинета, стараясь слиться с кроной фикуса, стоявшего в простенке у двери. Варвара шла по коридору с завучем, а за ними плелись две неразлучные подружки и по совместительству свита Одинцовой – Катя и Маша. Пышная фигура Рогнеды Игоревны с высоким бюстом на фоне изящной Барбары смотрелась особенно невыгодно.
– Рогнеда Игоревна, я же бренд школы, – донёсся полный обиды голос Варвары.
– Я в курсе, Одинцова, – в густом контральто завуча послышалась печаль. – Но победа на городском конкурсе красоты не решает твоих проблем с оценками.
– Рогнеда Игоревна, вы даже не представляете, сколько денег родители отвалили за репетитора по химии! Мне нужна только пятёрка, – капризно нахмурилась Варвара.
– Одинцова, чтобы получать пятёрки, одного лица мало, нужны знания.
– Ну, Рогнедочка Игоревна! Ну, миленькая, – запели сзади Катя и Маша. – Ну, пожалуйста!
– Хорошо. – Лицо завуча смягчилось. – Варвара, сделаем для тебя исключение.
– В журнале будет пять? – скромно потупилась Одинцова.
Рогнеда Игоревна хищно улыбнулась:
– Готова к итоговому тесту?
Лицо Варвары, изобразив сложную гамму чувств, основным из которых была досада на непонятливость завуча, просветлело в горьком смирении перед жестокой реальностью бытия. Свита за её спиной тихонько зароптала, но тут же заткнулась под мимолётным взглядом Рогнеды Игоревны.
Гриша, оставив дверь кабинета приоткрытой, на цыпочках метнулся к лабораторному столу. За его спиной раздался булькающий звук, будто кто-то полоскал горло. Гриша покосился на подвешенную у окна клетку, в которой взволнованно переминался с ноги на ногу белоснежный какаду. Заметив, что на него смотрят, попугай поднял хохолок и проскрежетал:
– Эрнест хороший. Эрнест хороший. Птичка.
– Угасни, птичка, – прошептал Гриша и пригрозил ему кулаком. – А то все перья повыдергаю.
Эрнест оскорблённо свистнул и повернулся к нему спиной. Гриша зажёг спиртовку, над которой была закреплена большая колба, наполненная смесью реактивов. Попугай, услышав шум, встревоженно повернулся, посмотрел на пламя спиртовки сначала одним глазом, потом другим. И вдруг заметался по жёрдочке, пронзительно вереща:
– Пожжжар! Пожжжар! Пожжжар!
– Заткнись, предатель, – шикнул на него Гриша.
Неожиданно высокий язык пламени лизнул колбу. Содержимое забурлило, шипя и брызгаясь. Гриша принял позу возвышенной задумчивости. Сейчас войдёт Варвара и…
Дверь распахнулась. Рогнеда Игоревна застыла на пороге, топыря руки в попытке закрыть собой учениц. Её могучий рык трубно пронёсся по школе:
– Рублё-о-о-ов!
И тут мощно рвануло! Пламя ударило во все стороны. Гришу отшвырнуло к стене. Зазвенели осколками окна. На лабораторном столе загудела, плюясь искрами, огненная лужа. Пламя с треском перекинулось на шторы. Истерически захохотал какаду и тут же умолк, забившись в клетке. Кабинет заволокло дымом.
Чёрный лимузин с тонированными окнами мчался по Рублёвскому шоссе, окружённый стайкой машин сопровождения. На капоте лимузина вместо автомобильной эмблемы сияло благородной бронзой яйцо.
Василий Рублёв, в одиночестве расположившийся в просторном салоне, снисходительно поглядывал на проносящийся за окнами город, залитый майским летним солнцем. Радость наполняла его, заставляя счастливо улыбаться в предчувствии приятного будущего.
Он открыл бар, наполнил минеральной водой бокал на тонкой ножке и легонько стукнул им о телевизор, салютуя самому себе. На экране крутилась закольцованная запись, и Василий не уставал любоваться своим триумфом.
Камера выхватывала из зрительного зала финансовых воротил, звёзд мира науки, известных политиков, светских львиц. Потом вновь возвращалась к сцене, где в удобных креслах расположились двое: профессор Норштейн и Василий Рублёв, с лёгкой руки телевизионщиков прозванный «яичным магнатом».