Глубокая ночь смотрела на землю сквозь миллиарды звезд. В комнате, благодаря усилиям современных стекольных дел мастеров, стояла звенящая тишина, но спящей Алине до всего этого не было дела. Ей хотелось спать, и она спала, и сны снились ей хорошие, приятные, иначе ведь никак не объяснишь расслабленно спокойное выражение ее лица. Неожиданно раздавшийся телефонный звонок грубо нарушил планы молодой женщины не просыпаться до зова будильника.
«Когда звонят ночью, сложно ожидать хороших вестей, ночами, как правило, случаются неприятности» – об этом подумала Алина, отчаянно пытаясь высвободиться из цепких объятий Морфея и взять трубку, не улавливая мутным сонным взором, имя абонента на мерцающем экране телефона.
–Алло, – она посмотрела на часы, была половина первого ночи, – я вас слушаю, – она почувствовала легкую тревогу.
– Алина Андреевна, простите, что беспокою, но произошло ЧП, нас ограбили и ваше присутствие необходимо, – голос Виктора Морозова, начальника охраны художественной галереи, владельцем которой была Алина, словно металлический отзвук недавно отбившего колокола, эхом разнесся в ее голове, окончательно разбудив.
– Хорошо, еду, – она на автомате повесила трубку и села на кровати в полном оцепенении. Постепенно осознание случившегося породило в голове стремительно усиливающееся чувство тревоги: что произошло, когда, пострадал ли кто-нибудь, что украдено?! Эти и другие вопросы сплошным потоком заняли все мысли.
Вскочив, Алина в спешке стала одеваться, ополоснула лицо холодной водой, схватила сумку, ключи от машины и побежала на стоянку. Маму, которая гостила у нее и присматривала за сыном Ваней, она решила не будить и оставила записку.
*******
Галерея была предметом гордости Алины Сониной. Хотя заслуга в ее открытии принадлежала не ей, а мужу, бывшему, но до сих пор, спустя шесть месяцев после развода, она буквально заставляла себя обязательно даже в мыслях называть его таковым.
Все семь лет их брака он был ее любимым и единственным, самым желанным и необыкновенным, в общем, идеальным мужчиной, словно сошедшим со страниц дамского романа, тем самым, который является предметом грез, как главной героини, так и автоматически всех читательниц.
Они познакомились около восьми лет назад, когда она с подругами отмечала сдачу последнего экзамена в институте. В радостной эйфории, от получения вожделенного диплома они хохотали на весь зал, вспоминая курьезные моменты студенческой жизни, привлекая внимание всех без исключения посетителей вокруг. Было обеденное время и в кафе подкрепляли вкусным обедом растраченные после утренних рабочих подвигов силы менеджеры, бухгалтеры, юристы и экономисты из окрестных офисных зданий. Его взгляд Алина почувствовала сразу, он обладал гипнотической силой, завладел ею, оборвал на полуслове тост, который она произносила во славу новоиспеченных искусствоведов, коими они с подругами с того дня являлись. Она обернулась, встретилась с его глазами, утонула в их синем с оттенком стального омуте, за секунду поняв, что полностью пропала, и, если этот человек с внешностью и фигурой античного бога сейчас уйдет, она, ни минуты не раздумывая, побежит за ним и плевать ей на все, что пишут в женских журналах.
– Владимир, – представился он, и, взяв ее за руку, помедлив, добавил, – по-моему, это любовь с первого взгляда.
Она почувствовала, как от внезапно охватившего ее волнения во рту пересохло, и от этого не смогла вымолвить ни слова в ответ, лишь слабо кивнула и улыбнулась, зачарованно глядя на него своими большими зелеными глазами.
А дальше были безумные, бессонные ночи, дни, в мучительном ожидании и подсчете секунд до следующей встречи. Цветы огромными охапками и милыми романтичными букетиками, любовные записки во всех карманах, телефонные разговоры ни о чем и обо всем на свете, и необъятное, необъяснимое, самое настоящее счастье.
Они поженились, дав клятву друг другу никогда не расставаться, быть вместе и в горести и в радости, пока не случиться самое страшное. Алина думала, что «самое страшное» – это смерть, но оказалось, что измена, хоть и несравнимо, но тоже страшно, и очень больно, так больно, что трудно дышать, вроде можешь, но каждый вздох, как последний. А потом надо жить дальше и собирать себя по осколкам, и делать выбор, что-то решать, а как решать, когда нет сил, и весь мир разрушен, и веры нет, и все, что было, все счастливое прошлое – вранье, словно кто-то залил свадебные фотографии черными чернилами.
Он совершенно не мог внятно объяснить, как это случилось, только чуть не плакал и клялся, что это было единственный раз. Что-то объяснял про кризис среднего возраста. Про то, что иногда в тридцать пять мужчине кажется, что есть и дом, и сын, и жена, и любимая работа, и все вроде хорошо, а жизнь проходит, и думается, что самое лучшее пропускаешь, что дома обыденность, а где-то праздник, и друзья кругом считают инопланетянином, оттого, что ты семь лет верен жене, и тут противный голос внутри нашептывает: «Давай, живем один раз!». И вот ты уже и сам уверен, что так надо, что все так живут, и совершаешь то самое, которое потом оказывается непоправимым, потому что жена случайно узнает, и все твои доводы неубедительны, а все, что раньше казалось надоевшим и скучным, вдруг рушится, и ты понимаешь, что совершил главную ошибку жизни, и что ваша семейная лодка стремительно идет ко дну, и исправить ничего невозможно, ведь ты сам ее потопил, направив на скалы.
