Я беру в руки узкую полоску плотной бумаги, которую Ева положила передо мной, верчу ее перед глазами. Неужели, это и правда... Тест на беременность? Перевожу взгляд на Еву и обратно на эту штуковину у себя в руке. Что значат эти две ярко-малиновые полоски? Понимание так резко накатывает на меня, что я чувствую, как мое сердце на мгновение замирает, а затем пускается в бешеный галоп.
— Ева, это то, что я думаю? — наконец-то нарушаю я тишину и слышу, как голос внезапно осип.
— А что ты думаешь? — бросает она резко.
— Ты беременна? — мой вопрос звучит с утвердительной интонацией.
— Как видишь, — кивает Ева на полоску бумаги в моей руке.
Я вдруг понимаю, что совершенно не знаю, как реагировать. Еще вчера я хотел жениться на Еве, отправился к ее отцу и, как полагается, по старинке, попросил у него руки Евы. Правда, вчера завязалась такая кутерьма у них дома, что я все проклял. А что моя недотрога? А моя недотрога вчера заявила, что замуж за меня не пойдет. А сегодня она огорошила меня новостью о своей беременности. Черт! Ну это же все меняет!
Я отрываю взгляд от двух полосок и смотрю на Еву.
— Видишь, жизнь сама все расставляет по своим местам.
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спрашивает она.
— Я имею в виду, кроха, — улыбаюсь я, — что теперь нам сам Бог велел пожениться.
— С чего бы это?! — она скрещивает руки на груди и упрямо вздергивает подбородок. — Я уже говорила и повторю еще раз — я не хочу замуж.
— Это было раньше.
— Не вижу, что изменилось.
— Вот это изменилось, — тыкаю я пальцем в тест, лежащий на столе. — Ты беременна.
— Ну и что, — пожимает она плечами. — Кто сказал, что я буду рожать этого ребенка?
Вот дрянь! Чувствую, как внутри меня моментально вспыхивает гнев. Мне хочется придушить ее прямо здесь на месте.
— Я сделаю вид, что я этого не слышал.
Я так резко встаю с места, что Ева испугалась и дернулась, прижавшись к столу, находившемуся позади нее. Да не бойся ты, дуреха! Бить тебя я уж точно не буду. Я подхожу к барному острову и нахожу пачку сигарет и зажигалку. Сажусь тут же, на один из высоких стульев. Затягиваюсь, выпускаю дым и пристально смотрю на Еву. Я вижу, что испуг ее уже прошел. И она, не отводя взгляда, говорит.
— Я сама вправе решать, что мне делать с этой беременностью.
Твою дивизию! Вправе она! Я снова затягиваюсь, перевожу дух. Нужно держать себя в руках. Держи себя в руках, Тагир.
— Ты, конечно, вправе, Ева, — усмехаюсь я. — Но как быть с тем фактом, что это и мой ребенок тоже?
Я вдруг вспоминаю ее слова: «Первый не значит единственный». Думаю, что если у нее сейчас хватит дурости заявить, что, может, вовсе не я отец ее ребенка, то я отвешу ей такую пощечину, что она заткнется на всю жизнь. Но Ева — умница. Она не говорит эту дичь. Она прячет лицо в ладонях, потом убирает руки, нервно запускает пальцы в волосы, кое-как собранные в хвост.
— Да я не готова, понимаешь? — вскрикивает она, беспомощно опустив руки. — Я не готова ко всему этому. Я не хочу ни замуж, ни ребенка.
— А чего ты хочешь, Ева?
— Господи. Да последние годы я только и жила мечтой закончить наконец-то универ, найти работу и свалить от родителей. Я устала, понимаешь? Я устала, что мне постоянно диктуют, что я должна делать, а чего делать не могу. Я только и хотела, что вырваться из этого. Стать самостоятельной. Самой распоряжаться собственной жизнью.
Под конец тирады из глаз Евы хлынули слезы. Черт, милая! Не рви мне сердце. Мне хочется обнять ее, прижать к себе и пожалеть, но я сдерживаюсь. Сначала нужно расставить все точки над i.
— Я не готова стать матерью, — всхлипывает она.
— И что же ты будешь делать? Избавишься от ребенка?
Она нервно пожимает плечами, но больше не смотрит мне в глаза.
— Срок ведь еще совсем маленький... — будто пытаясь найти оправдание самой себе, хрипло шепчет она дрогнувшим голосом.
— Маленький, — соглашаюсь я. — Но ведь это все равно уже жизнь. Маленький живой комочек, который может превратиться в красивого маленького мальчика или милую девочку.
Ева снова всхлипывает.
— Неужели ты не дашь ему или ей шанса появиться на свет, увидеть солнце, почувствовать тепло любящих рук, сделать первые шаги, любить, быть любимым? И все только потому, что ты хочешь быть независимой от всего и вся?
Ева снова прячет лицо в ладонях и начинает рыдать. Мне ничего не остается, как подойти к ней и обнять.
— Послушай, кроха. Я понимаю, что в твоих планах не было ни меня, ни ребенка. Но я здесь, а он здесь, — я нежно дотрагиваюсь до ее живота. — У тебя еще много месяцев впереди, чтобы привыкнуть к этому.
— А если я не смогу?
Она смотрит на меня прекрасными теперь совсем заплаканными глазами, всматривается в меня, будто пытаясь найти все ответы.
— Сможешь, вот увидишь, что сможешь. А я тебе помогу.
— Тагир, — на дне ее медовых глаз светится упрямство. — Даже если я решусь родить этого ребенка, замуж за тебя я все равно не выйду.
— Почему?
