— Лори, ради всего святого, быстрее!
Ей показалось, или в голосе Рогнара звучал страх? Она знала, что он страшится не за себя. Рогнар Лесной Кот — рыцарь без герба, бастард, упорно верящий в своё родство с правящим домом Меншаварта — вёл себя так, словно у него и вправду девять жизней. Она видела, как он без колебаний бросался на сильнейшего противника на поединке, как бился один против дюжины лесных разбойников-оборотней в Хурстовой Пуще, как плыл через ледяную стремнину Линдстварма — и всегда выходил победителем, будь его противником человек, нежить или стихия.
Но сейчас он действительно боялся.
За неё.
Они слышали бешеный рёв Харздабдуата:
— Только живую! Она нужна мне живая!
Живая. Да. Вот только участь, которая ждёт её в случае поимки — хуже смерти.
Она, Лорианна Арминийская, за чей ласковый взгляд бились насмерть славнейшие рыцари, станет наложницей… нет, не самого Харздабдуата, а его пленного демона. Она будет принимать в себя его поганое семя, а потом — вынашивать и рожать тхун-кмурхов. Омерзительных жалких созданий, похожих на горбатых волосатых детей — с четырьмя сильными руками, способными разорвать пополам медведя. Много-много тхун-кмурхов, с которыми Харздабдуат двинется на завоевание мира.
И она бежала. Лестницы, коридоры, залы и снова лестницы Харздабдуатова замка мелькали, как в дурном сне. То сзади, то сбоку слышался вой и улюлюканье погони.
Она остановилась только один раз, чтобы распороть Рогнаровым кинжалом распороть юбку от паха до щиколотки. Благородным девицам такое едва ли пристало — но, когда в ближайшем будущем маячат ласки демона, мысли о приличиях отходят на второй план.
Они бежали со всех ног — и всё-таки опоздали.
Круглую залу внизу лестницы, за которой была дверь в сад и свобода, заливали, как чёрная вода, Харздабдуатовы пигмеи. Они трясли своим оружием — копьями и усаженными осколками обсидиана дубинами, визжали, скалили жёлтые зубы, корчили свои тёмно-серые физиономии в омерзительных гримасах, которые им самим представлялись пугающими. Однако атаковать рыцаря, которому самый рослый из них не доставал макушкой до подмышки, мерзкие карлики не торопились.
Но Лорианна и Рогнар понимали, что это ненадолго. С минуты на минуту появится орда, что гнала их по лестницам и переходам дворца, и они окажутся зажаты в клещи.
Рогнар усмехнулся.
— Не люблю эти колдовские выдумки… но с ними веселее!
Он достал из поясной сумки два шарика из материала, похожего на мутное стекло: один ярко-голубой, другой золотистый, каждый величиной с некрупное куриное яйцо. Когда Рогнар стукнул их один об другой, в воздухе поплыл мелодичный звон, и злобно голосящие пигмеи примолкли, словно что-то почуяли.
— ФЛАММЕ! — хрипло гаркнул Рогнар, швыряя шарики в толпу низкорослых уродцев.
В следующий момент залившая залу тёмная толпа скрылась в вихре зелёного пламени. От многоголосого вопля у Лорианны заложило уши, от запаха горящего мяса подступила дурнота, но Рогнар уже увлекал её прочь — вверх по боковой лестнице.
— Быстрее! — в тысячный раз слышала она. — Скоро в этом замке станет жарко!
Лорианна успела подумать, что в горящем замке едва ли разумно бежать наверх, но в это время…
* * *
…В это время звякнул колокольчик, извещающий, что в «Блин-дом» вошёл новый посетитель, и Карина, скрыв неудовольствие, отложила электронную читалку. «Лорианна: дорога возмездия» — вторая часть пятитомного эпоса Владислава Блонье, книга, полная лязга мечей, свиста ветра в пробитых парусах, тёмного колдовства, политических интриг и любовных страстей — последние два дня занимала всё её свободное время.
А свободного времени было немного. В первой половине дня Карина пекла блинчики и оладьи в «Блин-доме» в родном Лихогородске, потом бежала на вокзал, к электричке в облцентр — в Слобожанск, где училась на вечернем отделении финансово-юридической академии. Так что по будням она выходила из дома в семь утра и возвращалась за полчаса до полуночи. Все дни, кроме пятницы. В пятницу вечером она сбрасывала недельную усталость в клубах: в чопорном «Лимассоле», куда могут не пустить, если у тебя слишком обильный пирсинг, слишком тяжёлые ботинки, слишком рваные джинсы или слишком узкие зрачки — либо в отвязном «Жестяном Крокодиле», где на такие мелочи всем плевать, а, спускаясь в туалет пописать, будь готова к тому, что в кабинке справа пыхтит и стонет нетерпеливая парочка, а слева кто-то спит головой в унитаз, перебрав вкусных таблеточек. Вечер пятницы заканчивался в восемь утра в субботу, когда она возвращалась домой. Соответственно, суббота начиналась для неё где-то после обеда. Кургузую субботу и воскресенье разбирали на части стирка-уборка-готовка, огород и теплица, семейные хождения в гостей или гости приходящие…
…Не то чтобы она была недовольна своей жизнью. Но на полчаса или на час в день она проваливалась в другой мир, который открывали ей книги фэнтези: мир волшебный, небывалый, наивный, страшный и жестокий — но неумолимо притягательный.
Она понимала, что всё это сказки. И, что, окажись она в подобном мире, то с большой долей вероятности была бы в первый же день изнасилована, и, возможно, не один раз, и продана в рабство, а вскорости околела бы от банальной дизентерии, потому что в средние века никто не мыл руки. В наилучшем для себя случае ей бы довелось выйти замуж за бюргера или богатого селюка. День-деньской стряпала бы (без газа и водопровода), прибирала халупу, шила и штопала, по воскресеньям получала бы трёпку от налившегося пивом главы семьи, ловила бы религиозные галлюцинации от хлеба со спорыньёй, родила бы дюжину сопляков, из которых выжила бы дай Бог треть, и в неполные сорок сама померла бы больной старухой. Именно так меньше ста лет назад жили простолюдинки, о которых не сочиняли романов. Так говорят умные люди, знающие историю. Настоящую историю, а не сказку.
