Анастасия.
- Таким образом, Ваша честь, мой подзащитный не может быть виновен во вменяемом ему преступлении, - заканчиваю свою речь и удовлетворенно выдыхаю. Да, по лицам присяжных я вижу, что мои слова возымели действие. И даже те, кто ранее был уверен в виновности подсудимого, сейчас сомневаются. Я же уверена, что парень попал в жернова системы и не виноват.
Пока я размышляла, присяжные удалились в совещательную комнату. Я ободряюще улыбнулась своему клиенту и посмотрела на жужжащий телефон. Кто там мне названивает с самого утра? Не люблю, когда меня беспокоят, начинаю нервничать. Дергаюсь. Так и хочется пойти и перезвонить. Узнать, кто же там меня так сильно хочет?
Присяжные вышли, и все в зале суда замерли. Судья монотонно и чопорно зачитывает решение суда. И, услышав заветные слова: “признать подсудимого невиновным”, я облегченно выдохнула.
Весь зал засуетился, как муравейник, и наполнился гомоном и суетой. Клиент и его семья бросаются меня обнимать, а я всегда испытываю жуткую неловкость. Не знаю, как от этого уйти, и потому, сославшись на дела, чуть ли не убегаю из зала суда. Мне неловко получать благодарность за свою работу.
Скрываюсь за поворотом коридора и смотрю на телефон: снова он звонит. И снова тот же незнакомый номер. Кто же это весь день названием? Кто у нас такой упорный? Только собираюсь нажать кнопку принятия вызова, как вызов обрывается.
- Толстых Анастасия Михайловна? - меня зовет мужчина. Ну, как мужчина, – греческий Бог, спустившийся с Олимпа на грешную землю. Я залипла на атлетической фигуре и идеальных чертах лица. А костюм, он стоит, как весь мой гардероб. Увидев на губах незнакомца самодовольную усмешку, я поняла, что просто глазею, как дурочка, и потому напустила свой самый строгий вид.
- Она сама. С кем имею честь? - пытаюсь изобразить безразличие и одновременно озабоченность на лице, но вижу, что не получается обмануть собеседника. Он читает меня как раскрытую книгу с очень большими буквами, как для первоклашки.
- Алмазов Олег Евгеньевич, - и пауза, будто мне должно это что-то сказать.
- И-и-и-и? - я выжидательно смотрю на мужчину, а память услужливо подкидывает мне картинки из прошлой жизни. Вот я пухленькая студентка-первокурсница, а пятикурсник Алмазов Олег высмеивает мою провинциальную внешность. Тогда тот момент, когда надо мной смеялись два курса, стал для меня переломным. Я слегла с пневмонией, похудела и обозлилась. И больше никогда не позволяла над собой никому шутить. Ни над своим весом, ни над фамилией матери, которую взяла специально, чтобы никто не смог сопоставить, что я дочь знаменитого адвоката Трубецкого.
Я держу лицо и не показываю, что узнала парня. Пусть немного с небес на землю опуститься, а то самомнение у него зашкаливает. Оно у него и в универе было до небес, а сейчас им можно небосвод подпирать.
- Вы не знаете, кто я? - улыбка сползла с лица, а я удовлетворенно хмыкнула, но в душе. Внешне же я изображала провинциальную дурочку.
- Нет, а должна? - и максимально безразличный взгляд. Я умею так смотреть, что люди чувствуют себя букашками.
- Вы здесь вообще не следите за юридическими новостями? - и взгляд снова становится насмешливый.
- Я полагаю, что это не ваше дело, за чем мы ЗДЕСЬ следим. Вы мне это хотели сказать и для этого позвали? - мой взгляд холоден и такой острый, что об него можно порезаться.
- Нет. У меня к вам дело, - и мужчина подошел к окну, поставил на подоконник портфель и извлек планшет. Я на автомате отметила, что даже планшет статусный и дорогущий. - Я по поручению вашего отца, Михаила Романовича.
- Тогда наш разговор окончен, - я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь на выход.
- Не спешите, - мужчина схватил меня за руку. А я смотрю на него самым убийственным взглядом, на который способна.
- Я еще раз повторяю: у меня нет ничего общего с отцом, и я ничего не хочу о нем знать, - я выдергиваю руку из захвата, но замираю, услышав голос отца.
- “Доченька, я предвидел, что ты не станешь никого слушать, и потому записал это обращение, - я замираю и оборачиваюсь. На экране планшета включена запись. На ней отец в больничной палате. Он бледен, осунулся, а под глазами синяки. - Я попросил Олега найти тебя и показать эту запись. Не убегай и выслушай меня, прошу, - отец словно знал, что первым моим порывом будет убежать. - Я болен. Очень сильно, и завтра у меня будет операция. Я не знаю, будет ли у меня еще возможность поговорить с тобой, и потому прошу тебя: прими мое приглашение и приедь в Москву. Я бы сам приехал, но не пускают врачи, говорят: это может стать моей последней поездкой. Прошу, приезжай. Я хотел бы поговорить с тобой, может быть, в последний раз. Позволь облегчить мне душу.”
- Это все? - ни один мускул не дрогнул на моем лице. Да, я умею владеть своими эмоциями. Жизнь и профессия научили.
- Самолет ночью, - мужчина выключает планшет и убирает его в портфель.
- Счастливого пути, но я не поеду, - мой ответ удивляет мужчину, и у него на лице возникает недоуменное выражение.
- Но как? Это же твой отец? - опешил Олег.
