В эту книгу я включил часть текстов и рисунков, написанных и нарисованных мной с момента, когда я узнал о коронавирусе, находясь в феврале 2020 года в Венеции на карнавале, до момента сдачи книги в издательство. С февраля до февраля. Карнавал в Венеции на третий день отменили. Венецианские маски сменили маски медицинские. Так началась другая жизнь. Для меня и для всех.
Я закрыл свою венецианскую квартиру, надеясь туда скоро вернуться. Потом был карантин, кстати, венецианское слово. Quaranta в переводе на русский значит «сорок». Сорок дней в изоляции – карантин. Isola тоже венецианское слово. Isola – остров. Карантин и изоляция, впервые применённые в Венеции, помогли там победить чуму. Слова «удалёнка», «пандемия», «масочно-перчаточный режим», «вакцинация» стали для нас обыденными и родными. Концентрация событий, медицинских и политических, за этот период была невероятно плотной.
Я видел ледоход на Енисее, с берега, когда огромные льдины с грохотом наезжают друг на друга в уносящей их на бешеной скорости реке. Льдины – нагромождение событий, которые меняются во времени, чуть ли не ежечасно. Этот период, с февраля до февраля, – ледоход. Только я, да и все, не с берега его наблюдаем, а находясь на этих, летящих и грохочущих, льдинах. Чтобы не быть раздавленным ими и в то же время зафиксировать то, что пока трудно осознать, извлекая из опасного забавное, – я писал и рисовал. Собственно говоря, эта книга – в каком-то смысле мой «пандемический дневник». Или отчёт с «удалёнки». А в своей венецианской квартире я так пока и не был. Скучаю очень.
я карнавалов не люблю
я карнавалов избегаю
я в них страдая понимаю
не для меня эта гульба
я толпы обходить стараюсь
а если попадаю я в толпу
я вынырнуть из той толпы пытаюсь
чтоб быть свободным
ничего важнее нет для меня
чем быть свободным
в те дни венецианский карнавал
менялся прямо на моих глазах
он становился настоящим
карнавалом
таким каким его никто не знал
коронавирус внес в него
свои нюансы и поправки
он маски карнавальные сменил
на маски
медицинские
он стал
хозяином на этом карнавале
и оператором его
и режиссером
он здесь рулил
он всем руководил
коронавирус
это был
его полнометражный фильм
Отелло в медицинской маске
вдруг оказался чтоб не заразить
когда будет душить он Дездемону
которую любил и ревновал
а Дездемона решила очень хитро
маску носить даже когда в постели
вдруг перепутает ее Отелло
с другой синьорой и ее задушит
Ромео и Джульетта тоже
маски надели медицинские
и в них
целуются
но снимут они их
чтобы яд принять
когда настанет время
и Труффальдино из Бергамо
плут
чтобы своих господ не заразить
маску надел он
а на самом деле
чтоб было ему легче их
дурачить и за нос водить
и тут
тут показалось мне что я
в психиатрической больнице снова
в которой был врачом когда-то
тогда представить я себе не мог
что окажусь в Венеции и буду
там жить
а карнавал в Венеции потом
закрыл коронавирус вовсе
и опустела Венеция моя
совсем
совсем
и расставаясь с ней
тогда не знал я
на сколько
расстаюсь я с ней
я дверь закрыл в свою квартиру
что на канале
Венеция смотрела на меня
глазами грустными собаки
поскуливая тихо
я улетал в Москву когда она
гордилась тем что не заразна
пока
я чувствовал
пока
что впереди всё
пока Венеция
пока
увидимся надеюсь скоро
на следующем карнавале
который не люблю
на родину я завтра возвращаюсь
25.02.20
Колосов пил редко и… а вот и нет, не угадали… не метко. Он знал, что не держит дозу. Колосов был абстинентом. Он плохо переносил алкоголь. И боялся его. Толик был застенчивым, замкнутым, чувствительным, обидчивым и рефлексирующим человеком.
Его любили за то, что он был немного не от мира сего.
Чудак, одним словом.
И если вы решили что я ошибся на одну букву, то вы не правы. Именно – чудак.
На чудаках держится мир!
Чудаки – это его, мира, чугунная опора.
Никто не выдержит его жестокость и несправедливость, продолжая сохранять нежность и трепетное отношение к этому исковерканному микрокосмосу, кроме чудаков.
Колосов жил вдвоём с мамой. Мама хотела, чтобы Толя женился и подарил ей внука или внучку. Но он стеснялся девушек, при том что – и мама этому удивлялась – Толик обладал довольно большим и красивым половым членом.
– Сынок, – в минуты откровения говорила мама, – у тебя такой прекрасный пенис! Ну что ты стесняешься? Достань его и покажи любой девушке, и она будет твоей. Поверь мне, своей маме, я-то знаю…
Мама Колосова и правда это знала. Потому как вышла замуж именно за половой орган, а не за головной мозг, который был значительно меньше фаллоса Павла Колосова, Толиного отца, исчезнувшего из её жизни сразу после рождения мальчика и оставившего ему на память свою фамилию, а в наследство – приличное мужское достоинство. Но Анатолий хотел любви. Большой и чистой. Чудак, одним словом. Впрочем, это сложный вопрос. У каждого своя правда.
У Сапрыкина правда была другой, нежели у мамы Колосова: – Послушай меня, Толян! Я знаю. Большой хуй никогда никому не приносил счастья. – Разговор был в бане, и Сапрыкин прикрыл мочалкой то место, которое вполне можно было прикрыть зубной щеткой.