Необычайны

Необычайны. Так назывались везунчики, на которых вечно лили похвалу, как мед – на горячий бисквит. Но в семье Эллы не было принято осыпать похвалами. Платье погладила? Кровать застелила? Посуду за собой помыла? И самое главное – занимаешься своими делами и никому не мешаешь?

Даже сейчас, когда произошло самое необыкновенное… потрясающее… изумительное событие за все одиннадцать лет жизни Эллы Дюран, родители продолжали занудствовать и указывать, что ей делать.

– Ты повесила мантии на плечики? Бабушка сама гладила, утюг их не берет, – сказала мама. – Не хотелось бы, чтобы они помялись.

Три чаросундука покачивались в воздухе посреди гостиной Дюранов. Внутри аккуратными стопками была сложена одежда Эллы, готовая к любой проверке. Шелковые подкладки сияли, как чары на удачу, пропитавшие насквозь все ее вещи.

– Да, мама, – с легким раздражением ответила Элла.

– Камея-чародея? – спросил папа.

– Да, папа. – Она похлопала себя по груди, где под рубашкой прятался медальон с портретом родителей.

– А рукочески?

Элла кивнула на косметичку, в которой лежала восковая копия маминых рук:

– А как же!

Мама дружески потянула Эллу за длинный локон:

– Я не допущу, чтобы моя малышка вдали от дома ходила растрепой. Я специально заговорила рукочески на твои любимые прически. Ты же помнишь, как с ними обращаться? Как будить их песней?

– Да…

– Обриэль, дорогая, она взяла все, что нужно. – Папа глянул поверх газеты «Чародейные безделки» и постучал пальцем по своему черному цилиндру, отчего крошечные черепа, свисающие гроздьями с полей шляпы, заулыбались Элле. – Нам пора.

Мама вздохнула:

– Себастьен, я по-прежнему не уверена…

Между ними в стотысячный раз вспыхнул спор, стоит ли Элле поступать в школу при Арканумском институте удивительных и необычайных. Элла заткнула уши. Они спорили об этом все лето. Мама и бабушка хотели, чтобы девочка осталась дома и продолжала ходить в Чародейную школу мадам Коллетт. Вся округа включилась в обсуждение, стоит ли ей уезжать. Но папа считал, что пришло время новых свершений, и сама Элла была более чем готова покинуть дом.

С крытой веранды вошел бабушкин спутник – петух Пеан – и громко закукарекал. Все сразу замолчали.

– А ну прекратите этот ор! – крикнула снаружи бабушка. – Вы мне портите изумительный закат. Расшумелись тут…

Элла с трудом сдержала улыбку:

– Может, уже перенесем мои сундуки в машину?

– Я с вами! Я с вами! Я с вами!

В комнату вбежала Уинни, младшая сестренка Эллы. За ней летел ее собственный чаросундучок, доверху набитый игрушками.

– Мы уже сто раз с тобой это обсудили, – нахмурилась Элла. – Ты еще маленькая.

– А можно мне тогда снова посмотреть твое письмо? – Уинни вскинула глаза на сестру.

– Ты помнишь, что должна прочитать его вслух?

– Я не люблю читать, – ноющим голосом затянула Уинни.

– Тогда нельзя.

– Ну мне же просто посмотреть! – Сестренка надула губы.

– Уговор есть уговор.

– Ну ладно! – Уинни топнула ножкой. – Ладно, давай!

Элла со вздохом разжала руки. Уинни провела пальчиком по небесно-голубому конверту, облизнулась, словно это был кусочек торта «Колибри» и она готова его проглотить. Потом наклонила влево-вправо, восторженно повизгивая, когда пять символов на сверкающем конверте по очереди шевельнулись. Вот подмигнул глаз, приоткрылись в улыбке губы, показав язык, дернулось ухо, махнула крошечная рука, запульсировало маленькое сердце. Элле и самой нравилось на это смотреть.