Нечисть, выглядевшая как тени, с неслышным для человеческого слуха писком и визгом шарахалась по деревянным стенам сруба. Мохнатые, косматые, готовые помешать сну его сокровища. Они бежали прочь, без оглядки, лишь только заслышав его аккуратные, едва шелестящие плавные шаги. Во тьме блеснули золотом звериные глаза с вертикальным зрачком. Едва слышное шипение, сорвалось легким дуновением ветра со рта, лишенного губ, обратив в бегство самых стойких духов, заставив домового задрожать за очагом. Ночная мгла не была ему помехой. Его взгляд пробежал по внутреннему убранству помещения. Он был здесь не в первый и далеко не в последний раз. Он цеплялся за такую обыденную, такую простую атмосферу, впитывая ее каждой клеткой своего тела. Место, где живет, где дышит его сокровище. Самое ценное и самое дорогое. Дороже самого золота, коим покрыта каждая поверхность его дворца. Дороже всех драгоценных камней, вплетенных в убранство его комнат. Сероватое марево его ночного зрения выхватило: покосившийся, грубо сколоченный стол; очаг с тлеющими углями; полки, заставленные глиняными горшками; и лавку, накрытую потертой, волчьей шкурой. Затаив дыхание, он подошел к лавке, по-птичьи склонив на бок голову, вглядываясь в очертания, спящей глубоким сном девушки. Копна волос цвета закатного неба. Фарфор лица. Трепет пушистых ресниц. Зарница аккуратных губ. Он присел на корточки перед ней, все так же наблюдая за ее спокойным сном. Не в силах подавить свой порыв, он аккуратно, невесомо и неуловимо, подцепил длинным черным когтем локон упавших на губы волос и отвел его от лица. Он мог видеть ее лишь ночью. Наслаждаться ее красотой, ее спокойствием, ее нежностью и безмятежностью. Он не мог позволить ей увидеть себя. Но только пока. Скоро все изменится. Он сделает все, что в его силах и что не в его силах тоже, лишь бы она перестала находиться в этом месте. Перестала страдать. Перестала быть игрушкой в чужих руках. Он стиснул зубы. Ему хотелось уничтожить всех тех, кто унижал ее, уничтожал ее. Он ненавидел их всех. Скоро, скоро все изменится. Скоро она будет под защитой. Скоро, никто не посмеет прикоснуться к ней. Он полностью погрузился в созерцание своего сокровища. Бесценного и драгоценного. Лишь когда косой луч солнца, знаменующий рассвет, коснулся его кожи, он резко поднялся, устремив на нее долгий взгляд. Брови девушки нахмурились, веки слегка дрогнули, и она резко села на кровати с чувством, будто на нее кто-то смотрел. Она не заметила, как в щель двери проскользнул длинный, золотистый хвост.
Большие, белые снежинки падали с неба, растворялись на теплых щеках, путались в волосах, оседали на ресницах, рисовали узор на темном мехе полушубка. Морозный воздух зло кусал за руки, прижимался к лицу. Сквозь сумрачный лес, меж корявых темных деревьев, укрытых шапкой белоснежного, искрящегося снега, пробиваясь через сугробы, бежала маленькая худенькая девочка. Собранная коса алых волос растрепалась, выбилась из-под шапки, которая постоянно сползала на глаза. Дыхание, маленьким теплым облаком, вырывалось из полуоткрытых губ, растворяясь в тишине леса. Зайчонком перепрыгнув через занесенный снегом валежник, девчушка оказалась на полянке, по бокам которой, покрывшись тонкой коркой льда, застыли болота. Ее взгляд уперся в окна небольшого, деревянного дома в которых проглядывался теплый свет, несмотря на рисунок инея. Из последних сил, она рванула к дверям, замолотив по ним покрасневшими кулаками. Внутри послышался звук разбитого горшка, шуршание, легкие шаги и дверь отварилась, облив девочку светом и теплом. Запахом жилого дома. Не высокая женщина с собранными, каштановыми волосами и добрыми, немного раскосыми глазами, близоруко прищурилась, силясь разглядеть позднего гостя. За ее спиной маячила большая, грузная фигура ее мужа.
– Мила. Мама горячая, белая и тяжело дышит. – стараясь перевести дух, быстро пролепетала девочка. Глаза женщины вспыхнули пониманием. Быстро подхватив теплую шаль, она одним движением накинула ее на плечи и, взяв девочку за руку, быстрым шагом направилась через лес обратно. Дорога домой показалась втрое короче. Они прошли через деревянный тын с большими воротами. Миновали заснувшую деревню, смотрящих на них слеповатыми окнами. Еще немного и показался дом, сложенный из крупных брусьев. Девочка, отпустив руку Милы, бегом бросилась отворять двери родной избы, впуская в натопленную комнату мороз. На лавке, укрытой волчьей шкурой в беспамятстве металась худая, бледная женщина с растрепанными, медными волосами. Мила быстрым шагом пересекла комнату, в мгновение ока оказавшись подле больной. Ее узкая прохладная ладонь, легла на обжигающе – горячий лоб женщины, которая продолжала метаться на лавке. Повернувшись к девочке, в испуге прислонившейся к стене и держащей в руках чашку, из которой поднимался пар, Мила тихо проговорила:
– Синичка. Твоя мама… Скоро она будет среди пращуров.
Чашка выскользнула из ослабевших пальцев, осыпав половицы мелкими черепками, расплескав светло – зеленную жидкость, наполнив комнату, запахом трав.
