Уважаемый читатель! Начав свой путь на литературном поприще, я не избежал шаблонов, присущих многим писателям, и взял себе псевдоним – Заман, что означает в переводе с арабского «эпоха». Присвоение себе такого громкого псевдонима, наверное, связано с тем, что я собираюсь обратиться к злободневным темам того времени и той эпохи, свидетелем которых был я сам, начиная с детского возраста. А это последние тридцать восемь лет, если вести отсчет с моего десятилетия (ведь в младенчестве и раннем детстве многое из происходящего мы еще понимать не можем). Родившись в 1974 году, я принадлежу к поколению, которое прожило первый отрезок своей жизни (детство и юность) в канувшем в Лету Советском Союзе, а остальную часть живут в возникших на его бывшей территории странах. Наверное, многие слышали известное китайское проклятие: «Желаю, чтобы ты жил в эпоху перемен». Ну что ж, наверное, мне, как и многим миллионам родившихся в CCCР и воочию лицезревших его распад, «повезло» испытать все те «радости», что были уготованы нам судьбой. Поэтому если не все, то многие произведения, вышедшие из-под моего пера (то есть из-под клавиш моего компьютера), посвящены и будут посвящаться событиям, что происходили и происходят в моей родной стране – Казахстане – с восьмидесятых годов прошлого века и до наших дней.
Роман под названием «Невольник», который я предлагаю вашему вниманию, основан на многочисленных свидетельствах очевидцев и, конечно же, на событиях, которые мне довелось увидеть собственными глазами. В драматической судьбе главного героя произведения Ильи Переделкина и его близких можно проследить судьбу самой многочисленной в Казахстане русской диаспоры, которой по воле истории и наступивших в связи с этим роковых и судьбоносных перемен пришлось испытать все «прелести» новой эпохи, наступившей после распада некогда могущественной страны под названием Союз Советских Социалистических Республик.
В конце девяностых мне, тогда еще молодому парню, по роду коммерческой деятельности, а в середине нулевых – уже по служебной, часто приходилось ездить по развалившимся бывшим колхозам и совхозам, заезжать в их давно заброшенные далекие отделения в глухой степи, где теперь поселились новоявленные фермеры. И в этих фермерских хозяйствах я часто видел людей, которые гнули свои спины не по собственной воле. Их затравленный взор вызывал во мне чувство жалости к ним. И не надо было быть особенно внимательным, чтобы заметить, что все они не принадлежали к представителям коренного этноса…
Обманутые, похищенные, в редких случаях добровольно согласившиеся на рабское существование под грузом тяжелых обстоятельств, они были новой кастой тружеников, возникшей в эти новые времена, а если говорить прямо, то они были рабами и невольниками своих новоиспеченных хозяев, безжалостно эксплуатировавших их тяжелый труд.
Глава первая.
Собачья жизнь
На узкой и темной лестничной площадке между вторым и третьим этажами пятиэтажного серого дома, какие в народе называют «хрущевками», стояли двое.
– Сколько в этом подъезде? – спросил недовольно один из них – молодой мужской голос.
– С Переделкиным – шесть, – отозвался женский голос.
Подъезд, освещаемый тусклым светом полной мартовской луны, с трудом пробивающимся сквозь грязные окна, едва давал припозднившимся визитерам возможность осторожно передвигаться по лестницам, заставляя запоздалых ходоков то и дело спотыкаться о бетонные ступени. Мужчина при этом каждый раз смачно матерился.
Поднявшись на очередной этаж, поздние гости вплотную подходили к дверям и подолгу всматривались через плотную завесу темноты в номера квартир, почти касаясь их лицами. Если квартира была в списке должников перед коммунальщиками, то они стучались в нее, чтобы напомнить недовольным хозяевам о необходимости исполнения решения суда, вынесенного не в их пользу. Изредка, на их удачу, проезжающие по двору машины на короткие мгновения освещали подъезд отблесками фар и облегчали им задачу, позволяя за эти секунды ухватить цепким взглядом таблички с номерами квартир, прикрепленные на уровне лиц. Но в основном приходилось пересчитывать в уме все квартиры, начиная с первого этажа, чтобы определить нужную. Если квартира оказывалась в списке должников перед коммунальщиками, то они стучались в дверь, чтобы напомнить нерадивым хозяевам о необходимости исполнить решение суда, вынесенное не в их пользу.
Так они поднялись до третьего этажа.
– Ничего не видно, хоть глаз выколи! – всматриваясь в дверь очередной квартиры, почему-то шепотом произнес мужчина, поправив приподнятый воротник своего пальто.
Пошарив в карманах, он вытащил дешевую китайскую зажигалку, затем долго пытался ее зажечь, снова и снова крутя маленькое рифленое колесико в надежде, что в темноте вспыхнет маленький огонек и хоть на мгновение осветит мрак подъезда. Но этого так и не произошло. Чертыхнувшись, мужчина обреченно вздохнул и зачем-то положил обратно в карман бесполезную зажигалку.
– Должна быть эта. Я считала, когда шла! – громким шепотом отозвалась его спутница. – Я постучусь.
