Здоровый, по сравнению со всеми другими, гремлин с белым ирокезом и в кожаной броне бежал на коротких ногах, словно горилла, по кривым улочкам Гремлинска. Его длинные руки почти касались неровной брусчатки и постоянно натыкались на всё подряд, что лежало на дороге. А лежало там всё, что может существовать. В какой-то момент он резко остановился, но не потому что перед ним рухнула высокая башня со стороны домов и перегородила поперёк улицу, а потому что он увидел газетный киоск. Гремлин подбежал к нему и спросил у продавца: “Выпуск. Свежий?”.
Щуплый гремлин взял одну из газет и, сожрав её, ответил: “Да. Этот свежий.”.
Здоровый почесал своё ухо, думая, чем ему заплатить, но его отвлёк третий, новый гремлин, что внезапно возник с ним рядом. Был он гол. И хотя для живущих в городе гремлинов в этом ничего такого не было, так как гремлины относились к собственной наготе индифферентно, однако всё равно уважающий себя гремлин всегда норовит напялить на себя всё самое лучшее, чтобы показать всем вокруг свой статус, ум или силу, а то и всё сразу.
Впрочем, рассмотрев голого гремлина, чья кожа была коричневой, оказалось, что он совсем не голый, а измазанный грязью, он же спросил у здорового: “Видел?”.
Беловолосый удивился: “Что?”.
“Вот это.”, – грязный голый гремлин вытянул руку с золотыми круглыми часами на длинной золотой цепочке, непонятно откуда вынув их. И здоровяк взял их, принявшись пристально рассматривать, а затем посмотрев на грязного, непонимающе спросил: “И что?”.
В разговор влез продавец: “Вы газету брать будете? Есть и несвежая? Вот.”, – и он протянул скомканные листы, которым только-что вытер свой зад. Но здоровяк сощурился, рассматривая грязного гремлина, уж больно он был ему знаком, но он никак не мог понять, где он мог встречать его до этого момента. А грязный, не обращая внимания на пристальную попытку здоровяка чуть ли не в упор рассмотреть все поры кожи, отпихнул его лицо в сторону и, задрав поучительно палец к небу, пояснил: “Так это… Они тикают…”.
Здоровяк с продавцом раскрыли в непонимании рты, тем самым говоря: “И что?”. А грязный снова ткнул пальцем вверх и с тоном учёного магистра дал целую лекцию: “Это часы Мордиуса. Они никогда не тикают, но ходят. Что показывают, никому непонятно. Стрелка может кружить, кружить, кружить… и встать. А потом снова, только уже в обратную сторону. И вот, они никогда не тикали, а час назад, как начали. И с каждым разом всё сильней и быстрей. Я так сюда и пришёл. Потому что их тиканье превратилось в один большой писк. Как думаешь: это Игра?”.
Здоровяк поднёс их к уху, но ничего не услышал, и уставился с подозрением на грязного. Но тот выхватил часы из рук здоровяка обратно и, приложив их к своему уху, радостно вскрикнул: “Да нет. Вот же! Пищат.”.
Здоровяк приложил ухо к руке с часами грязного, что продолжал держать их у своего уха. Но затем разочаровано сказал: “Не тикают. Не пищат.”.
“Да в рот лопату! Ты дебил? Они точно пищат!”, – злобно взъелся грязный, занеся руку над головой, чтобы ударить здоровяка. Но тут снова вмешался продавец газет: “Дайка мне… И где ты их взял?”.
Грязный передал часы продавцу и, пока тот их нюхал, стучал ими о кладку дороги и кусал, пробуя на вкус, каждый раз поднося их к уху и вслушиваясь в них, ответил: “Как где? Само собой у Мордиуса взял. Я же вам сказал. Часы Мордиуса.”.
Здоровяк напряг лоб и почесал затылок: “Эээ… А кто это? Мордиус?”.
Грязный вновь взъелся на тупого детину и, в очередной раз вознеся указательный палец к небесам, шокировано произнёс: “Да ты что?! Не знаешь, кто такой Мордиус? Это же святило… как… как…”.
Грязный, пытаясь подобрать нужное слово, взглянул на свой палец, которым тряс перед своим лицом, но здоровяк понял, что хочет донести до него грязнуля и, подняв свой взор к ночному небу, куда всё время указывал палец грязного, восхищённо выдохнул: “Как падающая звезда… чёрная…”.
Грязный, тотчас соглашаясь, радостно подхватил: “Да! Вот! Точно! Как звезда!”.
А затем осекся и переспросил: “Подожди, какая падающая и черная?”.
В следующий момент чёрный столп света чётко попал в тело грязного гремлина и в одну секунду перекрутил его тело, что вжалось в точку и пропало вместе с самим лучом. Здоровяк, ещё пытался вспомнить, где же он видел этого грязного гремлина, но его привлёк продавец газет, воскликнув: “А! Вот! Тикают.”.
Беловолосый осклабился: “Здорово. Тогда я беру за них два свежих номера. Стой. Не из твоих рук. Я сам возьму.”.
Схватив два огромных листа бумаги, он скрутил их в трубочку и, пробравшись через завал упавшей башни, поскакал дальше по улице. Здоровяк спешил в таверну “Гизьморь КаКа”, где вот уже совсем скоро старый гремлин, которого все называли не иначе как Многоуважухачаемый Дёд Мёрдиус и который по слухам был когда-то великим магом, что служил самой загадочной Системе, должен был словить очередной приход чужого Таймлапса. Приходы его были жёсткими и неконтролируемыми и окутывали всех, кто находился в этот момент с ним рядом. Но всем нравилось, поэтому таверна всегда была забита подзавязку и от желающих никогда не было отбоя. Но здоровяк давно разобрался в циклах старика, когда у того приходило очередное озарение, и чётко спешил к нужному времени. Забежав в таверну, больше похожей на огромный кабак, что размещался в старинном замке, который стоял на улице впритык к стеклянному двадцатиэтажному бизнес-центру с одной стороны, а с другой упирался в стену ведьминского домика, что в свою очередь упиралась уже в автозаправку, гремлин подумал, что надо будет после попить бензинчика. Пробежав через зал в дальний угол таверны, попутно стырив чью-то кружку чучмаща, он пинком с прыжка выбил зазевавшегося гремлина, что занял его любимое место. И уютно расположившись, он отпил ещё горячего отвара, походившего на грибной суп, в котором плавала сваренная радужная жаба и разноцветные зефирки, и раскрыл перед собой свежий выпуск “Гремлинск Неважно. Выпуск 1204.”.
