Она любила лето, солнце и жару. Раньше в деревню они с отцом выбирались каждые три дня, прибраться на даче и выгрести со двора жухлую прошлогоднюю листву, занимались огородом и поливкой. Утрами, еще до восхода, Дуняша выбегала из дома и босиком неслась по мокрой траве, стряхивала прозрачные росинки с подола платья и, раскинув руки, падала на ковёр из полевых ромашек и колокольчиков. Лежала, глядя в лазурное небо без единого облачка, и мечтала.
О том, как закончит школу, поступит в институт, и папа будет ею гордиться. А как иначе? Она ведь единственная его надежда, любимая дочка, а он самый настоящий полковник. Нет, отец у не военный, работа у него суровая, опасная, да и пропадает он теперь чаще, чем когда-либо на памяти Дуси. Уезжает, оставляя её на попечение бабушки, а сам большую часть времени проводит в ФКУ Исправительной колонии.
В школе, конечно, не раз пытались Евдокию гнобить за неоднозначную должность её родителя, оно и понятно было для неё — кто же станет относиться доброжелательно к дочери лагерного «кума». Но она была девчонкой не из робких, отпор давала всем, кто косо смотрел в её сторону, и сдачей не обделяла, если доходило до драк. Отца уважала, как дочь, и старалась не задумываться глубоко, что это у него за работа такая на самом деле — хозяин тюремного лагеря.
Жили они хорошо, не бедствовали. Мама бросила их, когда Дуняша совсем крохой была, она и не помнила-то толком эту женщину. Так, мелькали обрывки воспоминаний, смутные образы красивой черноволосой тётки, которую называть матерью и язык не поворачивался. Отец отмалчивался, не объяснял, почему жена сбежала, не пожалев даже трехлетнюю Дусю, а сама девушка старалась не лезть с ненужными расспросами. Бабушка тоже сердилась, и отрубала резко:
— Ушла, значит, туда ей и дорога! Тяжело ей было с Иваном. Сама знаешь, какой он… Людские пересуды оказались сильнее, чем любовь. Да и не любила она. Ни Ваню, ни тебя.
В общем, Дуняша давно привыкла, что в жизни их только трое — она, отец и бабуля. Растили её в достатке, баловали, чем могли, а большего ей и не надо было. Не в этом ведь смысл жить, не в деньгах и положении в обществе. Куда интереснее познавать мир, без прикрас, со всеми его гранями. Знакомиться с другими людьми, понять, что у них за душой.
Мечтала Евдокия о многом, мысленно пункты выставляла, всему свое время назначила. Сначала — вступительные экзамены в медицинский ВУЗ. Бабушка бывший хирург, и она страстно хотела пойти по её стопам. Латынь давалась легко, да и вообще, впитывала Дуся все знания жадно, с любознательностью.
Вот и настал тот день, когда пришла пора подавать документы в институт. День, круто изменивший судьбу девушки…
***
— Вали его, Дю̀ма! Слышь, вали охранника, мудака, он щас тебя продырявит, на хуй!
Истошные вопли, вперемешку с рыданиями заставили Дусю вздрогнуть и замереть на месте. Прямо посреди пешеходного перехода. Она спешила на маршрутку, крепко прижимала к груди папку с документами, и размышляла, удастся ли ей сдать вступительные экзамены. Вуз выбрал для неё отец, она не возражала. Но сразу заявила, что никаких взяток ректору не потерпит, сама поступит в институт, и Иван Сергеевич добродушно усмехнулся.
Она знала, что, стоило только намекнуть, он непременно сунул бы Рязанову деньги, обеспечив дочери железную гарантию в учебное заведение. Но принципы собственные попирать не желала, и отец, естественно, одобрил её самостоятельность.
Возле Сбербанка что-то творилось. Страшное, невообразимое, словно там снимали кино. Но Дуняша сразу поняла — это не съемки крутого блокбастера, банк действительно грабят. И двое парней в масках вовсе не актёры, а оружие у них настоящее. Один, расталкивая шарахающихся в стороны зевак, выскочил из дверей, перемахнул прыжком через крыльцо, и огляделся. В левой руке у него был огромный черный мешок, явно набитый купюрами, в другой держал пистолет с длинным стволом, и водил им влево — вправо, предостерегая смельчаков, чтобы не совались на линию прицела.
Другой, пятясь боком, взвалил на спину спортивную сумку, тоже увесистую с виду, и перезаряжал оружие. Дуся, сама не зная, зачем, ринулась к налетчикам, отчаянно жестикулируя выбежавшему следом за грабителями парню в форме охраны. Если не вмешаться, его убьют, она же слышала, как тот, у которого пистолет с глушителем, орал, чтобы приятель стрелял.
Молодой человек её знаки не распознал, кинулся вдогонку за негодяями, он был безоружен, а лицо с кровавыми ссадинами. Дуняша похолодела, увидев, как первый бандит, развернувшись, хладнокровно выбросил вперед руку, и приглушенные хлопки уложили несчастного охранника на землю. На белой рубашке с бейджиком расцвело огненно-алое пятно.
Где-то совсем рядом раздавался характерный вой сирены. Дусю грубо рванули за волосы, она дико вскрикнула, уткнувшись носом в грудь стрелявшего. Оттащили несколько метров, и она яростно сопротивлялась, скользя каблуками туфель по горячему асфальту. Одна слетела со ступни, и Дуняша больно оцарапала кожу. По ноге разлетелись брызги жгучей боли.
— Не дергайся, кукла, ничё я тебе не сделаю. Ты наша страховка, усекла? Молчи и не хныкай, уйдешь тогда целой. — прохрипел в ухо густой бас, и Евдокию запихнули в душный салон джипа.
