Аня проснулась от холода. В открытую форточку тянул сырой морозный воздух, надо бы встать и прикрыть, но так не хочется вылезать из-под теплого одеяла. Аня лежит, смотрит в темноту и прислушивается – за стеной наконец-то тихо. Мать со своим Генкой вчера опять принимали гостей и, как водится, снова устроили пьяный дебош с мордобоем. Ругались, били посуду, били морды, пока не начали долбить по батарее соседи. Ане стыдно за мать – стыдно перед соседями, одноклассниками, друзьями – и она мечтает поскорее вырасти и уйти в свой собственный дом, где не будет скандалов и пьянок, а будут хороший муж и счастливые дети – мальчик и девочка. У детей будет своя комната с книгами, большой красной машиной, лошадкой-качалкой и куклой с голубыми волосами. Аня видела такую в универмаге, и ей очень хочется эту длинноволосую куклу, чтобы делать ей разные прически. Аня замерзла под одеялом, и приходится вылезать из постели, чтобы закрыть форточку. Вообще это в передаче «Здоровье» сказали, что спать надо с открытой форточкой, чтобы воздух был свежим. Аня послушно каждый вечер перед сном открывает форточку, потому что в ее комнату через дверную щель всегда ползет дым от вонючей «Примы», которую курят мать и ее гости. Еще Аня по совету ведущей иногда делает себе свежевыжатые соки, которые, как говорят в передаче, очень полезны. Аня трет на мелкой железной терке морковь и выжимает сок через носовой платок, марли у них в доме нет. Иногда делает яблочный, но яблоки у них бывают редко, да и сока получается мало, неэкономно как-то, яблоко лучше съесть целиком.
Мать уже давно, примерно с первого класса, Аней не интересуется – не спрашивает, что задали, что болит и не ходит в школу на родительские собрания. Дочь ей в тягость, и поэтому Аня сама о себе заботится – читает медицинскую энциклопедию, которую берет иногда у подружки, и смотрит по воскресеньям «Здоровье». Аня любит эту передачу и ведущую, доктора Юлию Белянчикову, тоже очень любит. Аня смотрит на нее с удовольствием и восхищением – даже по телевизору видно, какая она добрая и заботливая, вот бы такая мама у Ани была. Укрывшись одеялом с головой, Аня засыпает, чтобы проснуться в семь утра от резкой трели старого будильника.
С утра в кухне шумит вода, бубнит радио и бубнит материн сожитель Генка. Мать говорит Ане, что дядя Гена – Анин отчим, но какой он отчим? Отчим – это второй отец, а не подзаборная пьянь. К тому же они неженаты. И почему он ей дядя? Аня что, его племянница что ли? В общем, Генка никакой не отчим, а сожитель, или хахаль, или, как говорит Анина бабушка, ебарь. Отца у Ани нет и никогда не было, мать родила Аню от какого-то солдата, который служил в стройбате и строил дом в соседнем дворе. Мать бегала к нему на свидания в старую котельную, а когда обнаружила завязавшийся на стройке любви плод, то солдат уже демобилизовался в родной Челябинск и пропал навсегда. Аборт было делать поздно, и грустным ноябрьским вечером Анечка появилась на свет в старом роддоме небольшого подмосковного города. Бабушка, когда прознала о запретной связи, сначала на Анину мать ругалась, обзывала ее проституткой и шалавой и даже обещала выкинуть из дома, но потом постепенно смирилась и купила несколько метров байки на пеленки. Когда Ане исполнился год, ее отдали в ясли, потому что маме надо было работать, а бабушка сидеть с ней не стала, ей было некогда. Она все время бежала что-нибудь мыть: полы в поликлинике, лестницу в подъезде, спортивный зал в школе. Она говорила, что работает, как каторжная, потому что у нее иждивенцы. А когда маленькая Аня попросила забрать с улицы бездомную собаку, бабушка обругала ее и сказала, что они сами как собаки. Вообще бабушка часто ругалась – то на Анину мать, то на соседей, то на Брежнева. Она только Сталина любила, и если выпивала в праздник рюмку водки, всегда его вспоминала:
– Эх, – говорила бабушка, – вот встал бы он сейчас, посмотрел, что творится, и навел бы порядок! Вот тогда бы было другое дело, а не то что эта тряхомудия.
Аня про тряхомудию ничего не знала, а спрашивать побоялась, она только поняла, что бабушка хочет оживить Сталина, чтобы он вылез из могилы и всем сразу стало хорошо. Аня еще подумала, что, может, тогда Сталин придет к ним домой и прогонит Генку, а потом сфотографируется вместе с Аней. На фотографии она будет обнимать его так же, как та самая девочка Мамлакат – хлопковая героиня, про которую им рассказали на пионерском сборе и о которой она сама читала в книжке про Гулю Королёву. В яслях Аня часто болела, и тогда мама сидела с ней дома и читала книжки про Золушку и Царевну-лягушку, поэтому болеть Аня любила, несмотря на горький сульфадимезин и горячее молоко с маслом.
Так они и жили – в маленькой двухкомнатной квартирке, в панельной пятиэтажке. А когда Ане надо было идти в первый класс, бабушка нашла себе в поликлинике деда и ушла жить к нему, в старый двухэтажный дом с круглым чердачным окном и деревянной лестницей. Аня этот дедов дом любила, он стоял на самой окраине города, рядом с лесом, и был такой старинный, что ей казалось, что в нем раньше жили принцы и принцессы, и когда Аня поднималась по скрипучей лестнице, то красивым, плавным движением приподнимала край юбки, как будто это было пышное платье с кринолином, а потом слегка приседала в реверансе, когда здоровалась с бабушкой и дедом. Деда, впрочем, Анины реверансы не впечатляли, и вместо приветствия он обычно говорил им с матерью:
