Номинация «Поэзия». Короткий список премии «Лицей» 2022

Номинация «Поэзия». Короткий список премии «Лицей» 2022
О книге

В сборник вошли поэтические подборки авторов, вошедших в короткий список литературной премии «Лицей» им. Александра Пушкина для молодых писателей и поэтов в 2022 году: Антона Азаренкова (Санкт-Петербург), Ростислава Амелина (Москва), Дениса Балина (п. Мга, Ленинградская обл.), Анны Долгаревой (Москва), Максима Дрёмова (Москва), Софьи Дубровской (Москва), Ирины Крупиной (Москва), Оли Скорлупкиной (Санкт-Петербург), Романа Шишкова (Москва), Ростислава Ярцева (Москва).

#Стихи и поэзия #Серьезное чтение #Cтихи, поэзия

Читать Номинация «Поэзия». Короткий список премии «Лицей» 2022 онлайн беплатно

Шрифт
Интервал

Авторы: Азаренков Антон, Амелин Ростислав, Балин Денис, Долгарева Анна, Дрёмов Максим, Дубровская Софья, Крупина Ирина, Скорлупкина Оля, Шишков Роман, Ярцев Ростислав


© Антон Азаренков, 2022

© Ростислав Амелин, 2022

© Денис Балин, 2022

© Анна Долгарева, 2022

© Максим Дрёмов, 2022

© Софья Дубровская, 2022

© Ирина Крупина, 2022

© Оля Скорлупкина, 2022

© Роман Шишков, 2022

© Ростислав Ярцев, 2022


ISBN 978-5-0056-5615-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Антон Азаренков

Сборник стихотворений

«Встречая её, притворяйся смертельно…»

А.К.

Встречая её, притворяйся смертельно
пьяным и рушься
где был застигнут —
как опадает кукла: не размышляя.
Не открывай глаза, даже если жжётся
невыносимо
её дыханье,
её ледяная хватка на запястье.
Как бы во сне пересыпая бирюльки
городов, знаков,
лиц и событий,
она вела, чтобы повториться снова.
Но, встречая её, превращайся в камень,
как бы ни было
горько. И слушай
ровный стук одиночества, ровный, слушай,
удаляющихся шагов – долго, долго
по коридору —
и это самый
потрясающий и нежный звук на свете.

Ущерб

Облако, скольжение, каскад,
по ступеням талая вода —
подмосковный монастырский март,
собранная складками фата.
А в воде, тоскуя и журча,
разноцветный камушек лежит:
вынь его из мутного ручья,
на ладони солнцу покажи.
Маленькая, ой как хороша
новая, спасённая душа!
…Только грай вороний, только куст
мелкого шиповника в пыли,
чёрных прошлогодних ягод вкус,
перетлевшие сыпучие угли —
Боже, Боже, лучше бы не знать,
что там отзовётся впереди.
И уже замужняя весна,
как чужая, поверху глядит.
Может, улыбнётся, чуть дыша,
серёжками кленовыми шурша.

Байка

смотрите Оса хоронит Жука
с глазами пожившего мужика
ах мой бедный Жук
мой несчастный Муж
с глазами из серых луж
а потом таинственно как во сне
с каплей морфия в слюне
в зимнем воздухе на весу
Оса хоронит Осу
и я её голой рукой ловлю
потому что очень её люблю
и в тёплой ладони её оживлю
Оска моя
как всю жизнь держал
но сколько бы я на тебя ни дышал
ты не шевелишься очень жаль
теперь под корнем елового пня
все они вместе хоронят меня
стрекозы жуки мотыльки червяки
так легки и мягки
но кто там на сцене в осином рою
на цыпочках чёрный привстал на краю
на грудь мне стряхнул пневмонийный снежок
а это мой старый поёт Дружок
– когда ты проснёшься в холодном поту
в ночную палатную слепоту
с высокой температу
как будто от паха и по животу
ты чуешь ползёт подбираясь ко рту
сейчас захохочет и сдвинет фату
такую ты птенчик хотел красоту?
такую невинность и чистоту?
mon pauvre mon pauvre такую мечту?
– только ту

«Ки́ррливи, чи́ррливи – и погасли свечки каштанов…»

Ки́ррливи, чи́ррливи – и погасли свечки каштанов.
грубое имя Жары, её грозовое сердце,
чёрное, как бывает чёрен июльский воздух.
Холодные груди Жары под полинялым платьем,
текущие липким мороженым на голубые
детские веки. Полуденный сон, и над нами —
медленный выдох рощи, эхо далёкой фуры:
это язык Жары. И всё, что она нам шептала —
ки́ррливи, чи́ррливи – всё, что мы пели и знали…
Посмотрим в её глаза – так долго, насколько сможем —
в подвалы памяти, в мёртвые зрачки трясогузки:
кривые стёкла, в которых мы отражаемся.
Похвалим Жару! Её объятия, её жало;
и похвалим её подарки: кислые яблоки,
репейник за домом, расплавленные игрушки.
Теперь мы свободны, и смешок по сосновым шапкам
или ветер с залива – всё новое и простое…
Но мама! Какими чудовищами мы стали!

«То снег, то нет – и что мне остаётся?..»

То снег, то нет – и что мне остаётся?
Цедить стихи из этого пейзажа,
где поздняя зима качает в соснах
высокую и долгую утрату.
Сырое утро или проблеск ночи,
глубокой, точно свежий скол гагата,
или тяжёлое тупое солнце,
а дальше – ничего, война и сажа.
Оно приходит, может быть, сорочьим
случайным криком, эхом с полигона,
но чаще как тепло: так нежно, немо…
Вы прокляты, потерянные сосны
мои, но как чиста ваша осанна!
То дождь, то ждать – с упорством эпигона —
а что мне остаё… – оса, осанка
простого ямба и немного неба.

Кульминация

Сначала мы поднялись на холм,
поросший гигантскими соснами,
в одной из которых нечаянно мы нашли
сквозной расщеп,
и каждый из нас спрятал туда свой шёпот.
«Теперь мы будем жить в сосне», —
ты сказала.
«То есть в совместном сне,
и будем сюда возвращаться», —
словно бы в утешение
я подумал.
Потом мы вырыли лунку в снегу,
вырвали страницы из ежедневника
и разожгли костёр из опавших веток, коры и сухой полыни.
Зимующие в сосняке дятлы
наблюдали разговор чужаков внизу,
а костёр дымил
и свистел на сыром морозе,
так что вскоре осталась на дне закопчённой ямки
только горстка мигающих угольков,
и я засы́пал ненужное это сокровище.
Вдруг и там будет биться – ещё живое?
Спускаясь, ты шла впереди по насту,
намного опережая меня, вязнущего в сугробе.
«Побежишь – и споткнёшься, порежешь замёрзшие пальцы.
А шагнёшь осторожно – и страх затянет», —
ты сказала
и пошла,
держа равновесие —
на ветру у подножья ума
затухающий огонёк.

Ловец

И снова: заваленный книгами зальчик,
трапециевидный солнечный зайчик,
кошка, софа —
начальные формы заученной жизни,
и даром что глохнет в этом пуризме
и пыли строфа.
Мигнёт в глубине телефон на беззвучном —
и сон, ослепительный, лёгкий, плавучий,
или полсна,
мальки и кувшинки в озёрном затоне,
земля, перетёртая с кровью в ладони:
Продолжить чтение
Вам будет интересно