Звонкий смех разнесся по залитой светом поляне, разрывая тишину и, кажется, вовсе отпугивая лесных жителей. Девушка с явным удовольствием повалилась на мягкую траву, вглядываясь в голубое небо. Сейчас ей не о чем переживать. Они далеко от поселений, их никто не должен увидеть и тем более осудить. Она понимала, что на счету каждое мгновение, проведенное вместе с ним, каждая секунда и минута. Но они, казалось, вовсе не замечали, как рассвет сменялся закатом. Им хотелось просто проживать это время вместе, не отвлекаясь ни на что, чувствуя и понимая друг друга не с полуслова, а прямо-таки без слов.
Рядом всего на мгновение мелькнула чья-то тень. Девушка перевернулась на живот, свысока смотря на своего друга. Он улыбался, жмурил глаза от света и смешно надувал щеки, которые так и хотелось лопнуть.
Однако стоило ему открыть глаза – и в них читалось беспокойство, волнение, в них можно было заметить много переживаний, но девушка искренне не понимала: почему? Они вместе, тут нет людей, некому взмолиться к Отцу о том, что его первенец играет с запретным плодом, что уста его близки к нему и что он настроен вот-вот откусить заветный кусочек. «Нас не этому учили!» – в сомнении повторял он раз за разом. «Я не должен!» – его нежелание и сопротивление сходили на нет с каждым мигом. «Но как же я хочу…» – и он понимал, что может согрешить, один раз в жизни может. Первый и последний раз.
– Что-то случилось? – недоуменно выгибая бровь, спросила она прямо. – Ты чем-то обеспокоен. Расскажи, чем?
Он поморщился: душевные разговоры – не его стихия. Тем более если говорить о чем-то таком. Это можно было смело назвать личным, тайным, сокровенным. Тем, что даже самому близкому человеку рассказывать не решаешься.
Он сел, расправляя и тут же расслабляя тяжелые крылья – те уже заныли под его весом. Архангел явно нехотя согласился, дожидаясь, пока девушка пристроится напротив, и тщательно подбирал слова, чтобы, не дай бог, ничего не спутать:
– Да, есть немного.
В ответ девушка иронично усмехнулась: точно ли немного? Но прерывать его не стала. Было видно, что слова тому даются с трудом.
– Я боюсь, что заповедь о том, будто Отец все видит, – правда. И боюсь, что однажды за подобное по голове он нас не погладит. Мне нельзя испытывать чувства к кому-либо.
Девушка улыбнулась, и улыбка ее была похожа на улыбку змея-искусителя. Она не хотела, чтобы он переживал из-за подобного, чтобы ненароком разгневал своего Отца, но не хотела и отпускать его, даже ради его спокойствия. А он, вообще-то, и не хотел уходить.
– С чего ты взял, что ему есть дело до нас?
Кажется, вот этого трепета в голосе архангела при упоминании Отца девушка не поймет никогда. Кроме них двоих, есть еще целая масса проблем, возложенная на его могучие плечи, и переживать не стоит: их не заметят, пока они не ткнут в лицо им всем свою любовь. Конечно, на что-то подобное ни он, ни она не смогут решиться никогда в жизни. И это даже успокаивало.
Мужчина покачал головой, но возражать не стал. Что будет дальше – он не знал, но по крайней мере сейчас ему было очень даже хорошо. А что станется из этого потом – неважно. Конечно, подобный подход к таким вещам ему не нравился от слова «совсем», но еще больше ему не нравилась перспектива бросать девушку здесь, на земле, а самому возвращаться на Небеса, где творится самый настоящий хаос. Пока его не ищут, он и не уйдет. Нет желания, нет возможности, да и причин, однако, тоже не находится.
– Хорошо, возможно, ты права. Я зря переживаю, – архангел вздохнул, кидая короткий взгляд на небо и вновь заваливаясь на мягкую, пусть уже и чуть примятую траву.
