Проросла в этот город мгновенно,
В крепость падших и супергероев.
Мегаполис – удушьем по венам,
По линеечке с шиком устроен.
Снега нет, но веселые Санты
Беззастенчиво вертят мешками,
Достают разноцветные фанты.
За удачу – расплата стишками.
День и ночь горлопанят сирены,
Где еще вы найдете такое?!
Влюблена навсегда, без измены,
Не видать больше сердцу покоя.
Ах! Нью-Йорк, заключаешь в объятья!
Небоскребов немыслимым блеском
Твой браслет полыхнет на запястье,
Мы в сплетенье до чертиков тесном.
А кругом Мери Крисмас и Хеппи
На одетых для праздника стритах.
Веселимся, что малые дети,
И сердца нараспашку раскрыты…
Она еще не знала, что влюбилась в утонченного мучителя, с музыкальными пальцами и бесконечно черными глазами, в которых растворились даже зрачки.
Кто его предки? Может, туркменские кочевники, гордые погонщики ахалтекинцев, или степные колдуны… Но то, что этот мужчина взял свободолюбие от одних и силу от других, было неоспоримым фактом. В противном случае ему бы никогда не одурманить взрослую женщину по имени Аллочка, волей судеб занесенную в Нью-Йорк и так опрометчиво попавшую в сети его магнетизма.
Ах, эти наивные женщины-девочки, у которых за плечами прожита половина жизни, дети выращены и выучены, деревья посажены. Сиди себе на даче и дожидайся внучат, поглаживая кошку по шелковой спинке. Ан нет! Дайте им новых стран, приключений и чувств!
Такие сумбурные желания – своего рода отклонения от нормы. Во взрослой голове должны находиться мозги, а не мягкая вата, посыпанная разноцветным конфетти.
В этой моложавой не по возрасту женщине каким-то образом уживалось все и сразу. Было такое ощущение, что в одно физическое тело поместили несколько личностей, часто противоречащих друг другу.
По логике вещей, она сейчас должна была находиться в Подмосковье, в кругу своей семьи, печь блины и угощать ими близких, но за гостиничным окном разноцветными огнями переливался рождественский Нью-Йорк, прямоугольную архитектуру которого не спутаешь ни с одним городом мира.
Мегаполис громко ревел сиренами пожарных машин, и казалось, что каждые 15 минут где-то на Манхеттене вспыхивает пожар. И слава Богу, что это было не так, а по большей части являлось только антуражем старого города.
Взрослая женщина смотрела в окно и наслаждалась урбанистическим пейзажем. Сейчас она находилась в другом мире, о котором даже и мечтать не смела в годы своей социалистической юности.
Аллочка вздрогнула. Стук в дверь вывел ее из состояния задумчивости. Он! С этого мгновения время потечет совсем в других измерениях. Пришел ее персональный проводник в другие миры.
Женщина машинально поправила рассыпавшиеся по плечам белые волосы, подошла к двери и повернула ключ в замке.
На пороге стоял ее герой: нью-йоркский водила, азиатский эмигрант с двумя высшими образованиями – Иняза и МБА – и необыкновенно звучным именем Назар, что в переводе с арабского означает «взгляд».
– Привет! – он довольно улыбнулся, – как дела?
– Все Ок!
– Чем занималась без меня?
– Гуляла по рождественскому Манхеттену, обедала в ресторанчике рядом с нашим отелем, и официант хотел надуть меня на двадцать баксов.
– Круто!
– Ага! Но я попросила его посмотреть внимательно счет, и он внес необходимые исправления.
– И как ты его попросила, интересно, ты же не знаешь английского.
– Да вот как-то на жестах объяснила. Видимо, официант подумал, что если я не знаю английский язык, то и считать не умею.
Назар снисходительно улыбнулся.
– Хоть обед был вкусный?
– Сойдет. «Цезарь» во всем мире приблизительно одинаковый. Вот ирония судьбы – Цезарь и не ведал при жизни, что салат с его именем завоюет весь мир без единого выстрела. Ты голоден?
– Нет. Но от бокала красного вина и сыра Бри не откажусь.
– Отлично! Бри у меня имеется, сегодня в маркете за углом купила.
– А у меня есть вино. Как все удачно складывается! – ему шла ироничная улыбка.
Назар ловко поставил на стол коробку с краником, в которой благополучно вместились пять литров красного сухого вина.
– Чье?
– Чили.
***
Пока мужчина мыл руки, Аллочка пластиковым ножом нарезала Бри и разложила его на одноразовой тарелке. Потом тщательно протерла салфеткой два стеклянных фужера, являвшихся принадлежностью четырехзвездочного отеля на Лексингтон-Авеню.
Белоснежная приталенная рубашка и классические черные брюки удачно обрисовывали фигуру Назара.
– Это твоя рабочая форма?
– Да, не люблю этот прикид, но профессия обязывает.
– А мне нравится! Ты такой сексуальный в этой одежде, – она немного призадумалась, сделала губы уточкой и игриво добавила: но без одежды, конечно, еще интересней.
