О горошинах, планетах и галактиках

О горошинах, планетах и галактиках
О книге

Лирическое переосмысление полуавтоматических кошек, саблезубых зайцев, бритвокрылых гадов или обманчивая плюгавость Вселенной в свете критериев двусмысленной ипостаси. Книга содержит нецензурную брань.

Читать О горошинах, планетах и галактиках онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

Фотограф Игорь Геннадиевич Калашников

Иллюстратор Антон Викторович Горбачёв


© Константин Кондитеров, 2021

© Игорь Геннадиевич Калашников, фотографии, 2021

© Антон Викторович Горбачёв, иллюстрации, 2021


ISBN 978-5-0055-6005-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От автора

«Я», периодически возникающее в тексте, всего лишь воображаемая точка опоры в условном просранственно-временном континууме. «Я» не свойственны постоянные координаты. Поэтому оно служит удобным инструментом для наблюдения за другими воображаемыми точками с разных этических, эстетических и политических позиций. В любом случае, «я» – собирательный образ, и рекомендую его ко мне не примерять.


Посвящается сливе.

White Room

Прекрасна твоя молодецкая удаль,

богата победами жись.

А мир – это ёжик иглами внутрь.

Давай, дурачок, шевелись!


Ты смотришь в грядущее гордо и смело,

разумен и, в целом, здоров.

А мир – это гробик стандартных размеров.

Шесть стенок и восемь углов.


На стенках рисует цветные картины

упрямое воображе…

А мир – это затканное паутиной,

глухое отверстие в ж…


Но если, близняшка, ты пуст и безмерен,

развеял тяжёлый дым дум,

то мир – это хрупкий игрушечный мерин,

поющий в Ла Скала White Room.

100

Выражаю обеспокоенность!

А чё ещё выражать?

Молодых пучит коитус.

Старых засасывает в: «Жаль.

Вот раньше сгущёнка была гуще.

А теперь эти сволочи ничего не хотят знать!»

Средние стремятся в райские кущи

посрать.

А камни следят и запоминают,

чё вы делали в 14.30.

Им плевать, какие нынче времена.

Они не спешат торопиться.

О чём это я? А, про беспокойство.

Взять, к примеру, Аделаиду Хулиевну.

Приходишь к ней. Набираешь на домофоне 100.

Ждёшь и думаешь: «Ну?!»

А сбоку лежит небольшой булыжник,

и смотрит – чё, кто.

А тебя пол изнутри мурыжит.

100.100.100…

7.400

Посол Зимбабве в Черногории

вчера во сне явился мне.

А я сказал: «Иди Григорий, – и —

Я сплю. Не надо мешать мне»

А он такой, вдруг раз, и нет его.

Вместо него какой-то пруд.

Вокруг всё на хрен кем-то съедено

до глубины сибирских руд.

А я то сплю. Не понимаю я

личное кредо «Не замай!»

Не чую, что всё это майя —

посол, Зимбабве, мир, труд, май.

В общем, проснулся в 7.400

в бреду безвыходном, в пруду

безжизненном, тягучем, илистом.

Я на работу не пойду!

Альтернативная история

Восемнадцати лет я отправился в полк

на войну с легендарным драконом.

Аки птица летит мой оседланный волк,

и блестят мои щит с дыроколом.


Моё имя не ведает мой генерал.

Но оно ему станет известно,

когда я перед ним положу минерал,

свежепроизведённый из бездны.


В подсознательной мгле добывается он.

Там его, априори, навалом.

Может быть уничтожен конкретный дракон

экзотическим тем минералом.


Много тысяч пропитанных кровью годов

одолеть мы не можем чудовищ.

А у них в закромах миллиарды пудов

наших потенциальных сокровищ.


Минерал чудотворный отправили в тыл.

Спецкомиссией он забракован.

А меня расстреляли за то, что я был

из одной деревеньки с драконом.


В день шестого брюмера родился я вновь.

За решётками – новая эра.

Справа – Петя, уверенный, что он морковь.

Слева в нише кровать Робеспьера.


В узел связаны сзади мои рукава.

Санитары, как белые пятна.

Уж поверьте на слово, мне так же как вам

вообще ничего не понятно.

Берсез

Успокоенья нет очам,

и сердцу нет отдохновенья.

Квазипрекрасные мгновенья

нас посещают по ночам.

А иногда наоборот

во сне глубоком, как могила,

приходит жуткий обормот,

сжимая в лапах дрель «Makita»,

и долго-долго сверлит мозг.

И нет конца ужасной дрели.

Последний полыхает мост.

Снаружи заперты все двери.


Рыдала дама, сгоряча

заламывая руки.

Они висели на плечах,

испытывая муки.


Нет счастья в жизни. Се ля ви.

У всех вокруг большая фора.

А ты стоишь у сфетофора

в пурпурных бликах, как в крови.

Витрина справа. Там алмаз.

Севрюга слева на витрине.

Увы, всё это не про нас.

Опять нас черти обхитрили.

Опять у Нюры новый муж.

У Ефросиньи новый «мерин».

У Сулико полонник – эллин.

У Клары шуба есть к тому ж.


Позволь, мон шер, перед тобой

сейчас раздвинуть стену моря,

как по воде, пройти по горю.

Оставь тюрьму. Вернись домой.

Смотри, всё просто. Сделай шаг.

Лети и ничего не бойся.

Чело открыто. Ноги босы.

Зефир берсез поёт в ушах.

Себе и миру обещай,

забыв навек про боль и счастье,

летать, смотреть и восхищаться,

кружиться, петь и восхищать.

Блоха

У блохи мадам Петровой

в голове покатой

жили были электроны

между атомов.

Оттого она скакала

вдоль по лысине,

под которой среди кала

крылась истина.

В этой лысине учёный

нёс гипотезы,

поднимал проблемы чёртовы

из гипофиза.

Невдомёк мадам Петровой

эти мелочи.

Прыгает с усов на брови

точно белочка.

Ей Бенито клещ заморский

очень нравится.

И сама она не просто

красавица.

У неё зачётный пирсинг

и мейкап.

Клоп Сергей её за писю

водит в клаб

и другие интересные места,

куда ползает не каждая глиста.

Так давненько в этом мире

повелось:

кому бумажечка в сортире,

кому гвоздь.

Бот

Среди роз, астромерий, гвоздичек,
чичипатлей больших среди двух,
защищённый от ветра и птичек,
вырос как-то в теплице лопух.
Жизнь в теплице полна сытой лени.
Никаких тут жучков-червячков.
Перед флорой упав на колени,
смотрит зорко ботан из очков,
чтоб от хворей краса не увяла
чтоб атласным был кожный покров,
чтобы рядышком не стояло
омерзительных сорняков.
Изучив генотип барбариса,


Вам будет интересно