Работа над книгой "Крик Буревестника" Минск, 1989, о родственных связях писателя с семейством отца белорусского поэта Максима Богдановича, привела меня сначала в Архив Горького, а затем в ЦГАЛИ. (Отец белорусского поэта вторым браком был женат на родной сестре жены М. Горького).
Там в одной из папок, которую никто до меня не открывал (о ней я вычитал в АН БССР), нашел я рукописи Пушкина. Среди них Письмо к Геккерну на фрацузском и другие бумаги, а также Записку Соллогуба-младшего, фрагменты из которой предлагаю читателям:
…В начале ноября 1836 года прихожу я к тетке. «Смотри, пожалуйста, какая странность, – говорит она. – Получаю по городской почте письмо на мое имя. А в письме записка Алекс. Сер. Пушкину».
…Пушкин взглянул и сказал: «Я знаю. Дайте мне слово чести – не говорить об этом никому. Это заговор. Низость против моей жены. Впрочем, это всё равно, что тронуть руками… Неприятно, да руки умоешь, и кончено. Ведь если нагадят сзади на мой костюм – то это дело моего камердинера…»
–– Не подозреваете ли Вы кого в этом?
–– Я считаю, что это от женщины, – говорил он.
В тот же день Виельгорский, Карамзин, Вяземские получили подобные билеты и их изорвали… С этого времени Пушкин сделался беспокоен. Кн. Вяземский, с которым я гулял, просил меня узнать что Пушкин замышляет. Я пошел к нему и встретил его на Мойке.
–– Жены нет дома – сказал он. Мы пошли гулять и зашли к Смирдину, где он отдал записку Кукольнику.
–– Хорошо, что Вы не имеете дел с этим народом, – сказал он. Гуляя, сочиняли мы стихи:
Как ты к Смирдину взойдешь,
Ничего там не найдешь.
Ничего ты там не купишь.
Лишь Сенковского толкнешь –
Иль в Булгарина наступишь, – прибавил Пушкин.
Мы пошли на толкучий рынок и купили калачей.
– Что же, – спросил я, – узнали Вы писателей писем? В конце концов, Вам необходим посредник-секундант. – Располагайте мной.
Пушкин с живостью благодарил.
–– Мне надо, – говорил он, – человека, принадлежащего обществу, который был бы свидетелем объяснения. Я Вам скажу, когда Вы мне понадобитесь.
Через несколько дней я сидел рядом с ним у Карамзиных за обедом.
–– Приходите завтра ко мне, – сказал он. – Я прошу Вас съездить к Д’Аршираку, чтобы поговорить с ним на предмет дуэли.
Я посмотрел на него с удивлением и сказал, что буду.
В этот вечер бал раут у гр. Фикельмона. По случаю смерти Карла Х все были в глубоком трауре – одне Гончаровы приехали в белых платьях. На Пушкине лица не было. Дантес ухаживал около Гончаровых. Я его взял в сторону.
–– Что Вы за человек? – спросил я.
–– Странный вопрос, – отвечал он и начал врать.
–– Что Вы за человек? – повторил я.
–– Человек чести, мой дорогой, и я докажу это вскоре.
Разговор наш продолжался долго. Он говорил, что чувствует, что убьет Пушкина, а что с ним могут делать, что хотят: на Кавказ, в крепость, куда угодно. Я заговорил о жене…
