Евграф Нестарко выделялся среди своих земляков-переселенцев могучей фигурой едва ли не в две сажени ростом, мускулистыми руками с пудовыми кулаками, кучерявой шевелюрой, казалось, никогда не чесаной гребешком. Его холщёвая светлая рубаха, изрядно вылинявшая, разукрашенная на груди цветным узором, тёмные шаровары, схваченные поясом дважды со свисающими ниже колен кистями, сшиты женой-рукодельницей Одаркой. Она была контраст мужу: имела невысокий рост, худенькую фигуру, с широким омутом светлых глаз, носила длинную сорочку с красивым узором на груди и юбку пидтичку с расшитым подолом. Часто у неё на плечах или на голове можно видеть, как оберег, изукрашенный узорами атласный платок. Молодую пару быстро окрестили – Пат и Паташиха, что вызывало ироническую усмешку у Евграфа, и его орлиные, зоркие глаза в эти минуты бывали колючие.
Первый хутор переселенцев в Зубково на правом берегу Бурлы появился в семидесятых годах девятнадцатого века и был назван таковым в честь его основателя. В последние годы этого же столетия ком приезжих нарастал. В селе образовалась волость и вошла в Карасукский уезд. Степь здесь перемежалась с лесными участками, где природой создана удобная для земледелия, скотоводства и жизни зона. Сюда в завершающий год столетия в апрельскую распутицу, по предписанию земства, прибыли с семьями Евграф и его попутчик Степан Белянин. Шли последние километры неторопливо не потому, что вымотались за длинную дорогу, лелея мечту о скором отдыхе, а потому, что пристально оглядывали, оценивая незнакомую степь и перелески.
На юго-западе, над далеким лесом, громоздилась сизая туча. Она плыла медленно, закрывая собой полнеба с правой руки путников. Евграф с интересом поглядывал на неё, гадая: брызнет или нет? По его мнению, примета добрая.
– Замечай, Стёпа, откуда туча ползёт, чтоб знать с какой стороны дожди ходят. В нашем уезде сопка невысокая есть у реки Десны. Так вот, как только над ней загромыхает – жди божие слёзы, урожайные.
– Посмотрим, окропит ли землю косматая.
– Окропить – мало, надо чтоб дюже пополоскала!
Путники шли друг за другом. Впереди с левой стороны подводы размашисто шагал Евграф, держа в одной руке вожжи. Одарка с двумя малолетними сыновьями тоже часто слезали с повозки и бежали вслед за отцом, разминаясь. Сейчас они сидели на облучке, с любопытством вытягивали шеи в сторону тучи, прислушивались к говору отца. Вторыми катила бричка Степана, за ней, в пристёжку, шла третья подвода с инвентарем, скарбом, провизией. Двое мальчиков Беляниных, погодки, будучи старше, нередко догоняли своих друзей верхом на палочках, подпрыгивая и крича разноголосо, стремились обогнать обоз.
Туча наплывала, пахнул свежий ветерок – косо заструилось сначала несмелое жидкое серебро, но через минуту дождь усилился, забарабанил по натянутому брезенту над подводами. Путники с гиком попрятались в этих шалашах, выглядывая и умываясь холодными струями.
Тучу быстро пронесло, пахло дождевой свежестью. Брызнуло яркое солнце, мужчины вновь соскочили с подвод, пошли по обочине, сбивая с травы обильные алмазы капель.
– Глядите, Одарка, Стёпа, Наталья! Глядите, какое коромысло повисло впереди! Ах ты, радуга-дуга, где ж твои берега, где же тропку найти, чтоб домой к тебе придти! – Кричал радостно Евграф, как мальчишка. – Богатое коромысло встречает нас. Вот гарная примета! На удачу!
Женщины и мальчики высунули носы наружу, уставились на семицветную красавицу. А она висела совсем недалеко, упираясь одним концом в широкое поле, вторым в перелесок.
– У нас тоже считают хорошей приметой первую радугу! – отвечал Степан, – к тёплому и дождливому лету! То, что нам надо!
Скоротечный дождь, радуга придали сил уставшим путникам, и они бодрее зашагали к своей цели.
Придя в село, встали табором на задах двора волостной управы. Она размещалась в добротном, рубленном из лиственницы, большом доме, с крышей из жести крашеная жёлтой охрой. На высоком фундаменте он словно парил над улицей с резным крыльцом, глазасто смотрел на мир окнами и красочными ставнями. В доме имелись просторная комната для собраний земства, несколько кабинетов чиновников. Здесь прибывающие из европейской России крестьяне регистрировались, получали усадьбы, земельные наделы, хлопотали о выплате путевых пособий и обещанной государевой ссуде.
Колготня в конторе не нравилась ни Евграфу, ни Степану. Она растянулась на несколько дней с ночёвкой семей в амбаре барачного типа, приспособленного для искателей счастья, пошатнула надежду на радужное будущее, хотя дух оставался крепким, как гранитная скала. Волокита с устройством явилась продолжением трудной дороги с больными от простуды детьми, изрядно выпотрошившая карманы путников.
– Не мёд тут, Стёпа, гляжу. Не шибко нас ждали. Земли немеряно, а не знают, куда нас пихнуть, – гудел баритоном Евграф, его насмешливые и пронзительные глаза часто застилала пелена гнева.
– Землемера отрядили в уезд. Там наплыв нашего брата. Слышал же сам, с поезда целый вагон сошёл. Хворых много и покойники есть. Надо ждать.
