...Урхор поразился - этот, из новых, не был самцом! Как он мог так ошибаться? Он резко отскочил, потом поддел лежавшего и перевернул его на спину. Его удивленным зрачкам открылось искаженное болью лицо… Лицо самки! Урхор не сдержал рыка… Самка была привлекательна и даже не так плохо пахла, как все они, когда он внезапно оказывался на их тропе! Наверное, она не пахла страхом… Он склонился к ране - пожалуй, та вкусная и холодная вода в горах, сможет помочь ей, так же как помогла ему, когда он вытаскивал кусок острой палки из своей ноги. Эти, убившие всех здесь, тогда едва не убили его самого - и он лишь в последний момент успел спрыгнуть в обрыв. А самка могла пригодиться! Холодными ночами, когда в берлоге сыро и не греет даже шкура, украденная у этих. Притом, ее всегда можно съесть!
... - Меня зовут Блуд!
Он гордо посмотрел вокруг. Я невольно смутился - уж очень это прозвище намекало на что-то.
- Мне дал его Белая Сова!
- Понятно... А, за что? - как можно невиннее я спросил у него, подумав про себя, что привычка забывать прежние имена, похоже, не всегда бывает удачна…
...Мы не смогли уловить момент, когда самый быстрый из напавших псов, рванул кусок из покрытой шерстью, спины пхая - они все накинулись на лошадей одновременно. Собаки набросились на стадо со всех сторон, стремясь пробиться в образовавшуюся брешь, прямо к жеребятам, и избегая при этом прямых столкновений с могучими самцами. Мы до сих пор не пришли к единому мнению - как называть этих животных. К травоядным, кем являлись пхаи, это хоть и подходило в полной мере - но лошади, при случае, не брезговали загонять и убивать, более мелких кролов и джейров, и при этом поедать их, предварительно размолотив трупы несчастных своими огромными копытами! Потому, любое нападение на пхаев, всегда считалось очень и очень опасным… Да и сам вид этих перерожденных лошадей, существенно отличался от своих прародителей. В отличие от "овцебыков", у которых еще, оставались какие-то воспоминание о прошлом - то есть, о времени, когда они были домашними и мирными овцами и баранами - пхаи очень быстро переняли новую дикость и позабыли о своей жизни с человеком. Рискнувший приблизиться к этим созданиям, и при этом погладить лошадь по холке, запросто мог лишиться руки по самый локоть - зубы лошади могли ее перегрызть в течение нескольких секунд!
... - Пусть так… - он вдруг осмелел и кинул на меня отчаянный взгляд. - Пусть, вы довольны этим миром. А тем, что ради этой свободы погибли ваши близкие - довольны?
Я перехватил руку Совы и заставил его засунуть нож обратно…
- Ты просто глупец. Вы завидуете нам - а зачем? Кто мешает накопать глины на берегу и вылепить чашки? Мы едим и пьем, как люди - вы до сих пор подбираете полусгнившее барахло и пользуетесь им. Мы построили кузницу и Стопарь отливает наконечники для стрел - а у вас вставляют в древко осколки камней, или рыбные кости. Мы шьем одежду…- я брезгливо окинул его взором. - А вы проделываете в шкурах дырку для головы и носите ее, пока свалявшаяся шерсть не отвалится от грязи. Мы строим дома! Да! Потому что, не хотим жить в берлогах, подобно дикому зверью. Хоть кто-то в долине может похвастаться подобным? Едва ли. Даже в поселке, где рабочих рук впятеро больше, чем у нас, предпочитают прятаться в шалашах, или вырытых норах. Посмотри на форт! Каждое утро девушки выметают весь сор, и у нас всегда чисто и легко дышать. А у вас, гадят там же, где и живут. Да что там… И после этого, ты еще собираешься нас укорять, что мы свободны? Но мы, действительно - свободны! А вот свободны ли вы?
...Ната опустила вниз руки, обвив ладонями голову своей подруги. Элина почувствовала нежные прикосновения и приподняла лицо. Ната ответила ей слабой полуулыбкой, продолжая оглаживать волосы красавицы. Вскоре она повернула голову, и все сильнее стала дышать и метаться по подушке, начав вздрагивать всем телом навстречу ласкам Элины. Та отбросила волосы, мешающие ей, и совсем легла, полностью уткнувшись в потаенное место девушки. Я старался не смотреть, пробуя выполнить свое обещание, но не выдержал, и, привстав на локте, сам убрал вновь упавшие волосы Элины на ее спину. Я удерживал их в таком положении и глядел на девушку, самозабвенно ласкающую свою подругу. Ната билась под ее ласками, порывалась вырваться, и, отдаляясь, возвращалась обратно. Все завершил протяжный вскрик-вздох, и они обе, обессилев, затихли на постели. Ната взяла Элину за руки и притянула на себя. Она крепко обняла ее, буквально впившись в губы бесконечным поцелуем. Им не следовало сейчас мешать и я, радуясь той новой форме наступившей свободы между ними, потихоньку прилег с краю. Ната что-то шептала Элине, перемежая слова с поцелуями, а та, совсем растерявшись своего поступка, спрятала голову на ее груди. Они так и уснули, обнявшись, и забыв про меня. Но я не был в обиде. Мог ли я признаться в том, что давно ждал и хотел этого...
...Живучесть ящеров оказалась поразительной. С трудом разрубив их на части, мы нашли во внутренностях по два сердца, и у обоих они еще продолжали биться! Было жутко смотреть за сокращениями окровавленных кусков мяса, даже не собирающихся останавливаться. По сути - мы еще и не убили. Стрелы Элины пробили нервные окончания, лишив монстров возможности нормально двигаться. Но и выдумка Джен сыграла свою роль - осмотрев голову и пасть поверженного зверя, я только пораженно покачал головой. Булыжник, имеющий несколько острых граней, одной из них так глубоко вошел в висок ящера, что буквально вышиб мозги последнего наружу.