Ииэтон Хоос Туу – Туман, стелющийся над озером, – смотрел на густо покрытые деревьями горы, но созерцание Изумрудного леса уже не вызывало в его душе прежнего отклика, спокойствия и надежности. Лес был осквернен, и теперь там хозяйничали низшие расы. Еще несколько рассветов назад это казалось невозможным, но рано или поздно все заканчивается, даже вечность. Бывшие владыки Изумрудного леса сейчас властвовали только этой цитаделью, и отступать им было некуда.
Сам Туман не был фанатиком. Для Изменяющего жизнь религиозные догмы Непримиримых ничего не значили. Изменяющие в своем стремлении к совершенству достигали уровня если не богов, то высших сущностей и на окружающий мир смотрели ясно и с пониманием сути бытия. Честно говоря, в ряды Непримиримых Тумана привело совсем не ощущение исключительности собственной расы и тем более не желание вернуть младшие народы на уготованное им богами место в рабских загонах. Мало того, Туман, в отличие от многих соплеменников, не считал, что младшие расы вообще были созданы мудрыми предками. Он, как приложивший свой дар и разум к сотворению множества видов боевых существ, прекрасно понимал, что появление разумных рас, да еще и обладающих магическими способностями, можно объяснить лишь божественной волей. Обычным разумным под силу производство лишь вот таких, пусть грозных, опасных, но все же скорбных разумом созданий.
Словно услышав мысли господина, ууш-ха зашипел, пригибая голову к площадке сторожевой башни, но его наполненная зубами пасть была сомкнута, а в полуприкрытых бронированными веками глазах не было ни капли ярости – только покорность воле хозяина. В этом-то и смысл: на подобную верность способны питомцы, но не разумные существа.
На самом деле Тумана к Непримиримым привел именно здравый взгляд на мироздание и понимание законов жизни. Что бы ни говорили пошедшие на примирение с младшими расами соплеменники, все разумные существа в определенной степени все же остаются животными, и каким бы высоким интеллектом они не обладали, всегда на инстинктивном уровне будут заботиться о собственном потомстве и отвоевывать для оного каждый свободный клочок жизненного пространства. Так что двум – и тем более трем – разумным расам не ужиться на одной планете. Если честно, Туман считал благом и Договор Свободы, и подкрепление его Великим проклятием, которое исключало любую возможность рабского подчинения одной разумной расы другой. Ведь теперь терялась надежда на возрождение старых порядков, и остается лишь жесткий естественный отбор. Выживет сильнейший. Туман начал сомневаться, что это будут именно его сородичи.
Непримиримые слишком долго не могли прийти к общему решению – либо как-то преодолевать Великое проклятие, чтобы вновь вернуть младшие расы в благостное рабство, либо уничтожить их всех раз и навсегда. Споры затянулась, и стало поздно: младшие смогли найти себе союзников за гранью мира. В результате в родной сердцу Тумана Изумрудный лес вошли воины низших рас с оружием из другого измерения, и вечные защитники чащоб умирали одни за другим.
Впрочем, все это уже не имеет никакого значения. Младшие все равно опоздали. За спиной Тумана кумир уже вошел в пирамидальный храм, а собравшийся во дворе молодняк всех населивших этот мир рас заголосил в экстатическом приступе бескрайней любви к своему идолу.
Ииэтон Хоос Туу вновь перевел взгляд на лес. Когда-то один из величайших поэтов его расы сказал, что любовь спасет мир. Он был неправ: именно любовь этот мир уничтожит. И не только этот.
Вдали утробно ухнуло и частым тамтамом застучали хлесткие звуки. Звуки, которых этот лес не слышал никогда.
– Ашш, – прошипел Туман.
С нетерпением ждавший этой команды ууш-ха яростно застрекотал и взвился со стены в небо. За ним из окружавших цитадель зарослей поднялись десятки таких же летающих убийц.
Проследив за их полетом, Туман сам спрыгнул со стены и, обнажив изогнутые клинки, словно тень заскользил в сумраке леса. Уйти из этого мира он хотел не как ученый и тем более религиозный фанатик, а как высший хищник: на охоте, вцепившись в глотку своей последней жертве.
* * *
Исав Буян обреченно закатил глаза, когда его опять хлестнуло по морде тугой веткой. Вообще-то Буяном он был для друзей, а для всех остальных, включая идущего впереди громадного зеленокожего урода, наверняка специально подстроившего встречу ветки с мордой молодого гоблина, являлся уважаемым инструктором фор Исавом. Впрочем, правила Женевы для лесных орков старого мира ничего не значили, как и его статус инструктора. Обидно, конечно, но терпеть можно. А вот ор Сервуса его лесные собратья уважали. Да и как тут не зауважаешь здоровяка в кожаном плаще, в шикарной шляпе и с револьвером, чей калибр вряд ли уступал калибру американского станкового пулемета М2, лежащего на плече женевского орка. Хотя это для людей он был станковым, а для Сервуса вполне себе ручным. Почти половина из сотни окружавших лесных орков была экипирована почти так же, как и его громадный коллега. Почти – в том смысле, что у каждого был пулемет. И это единственное, что у них было общего. Одеты лесные орки в бомжеватого вида набедренные повязки, а из оружия кроме пулеметов имели лишь кремневые, иногда бронзовые кинжалы. В общем, дикари дикарями. Взгляд гоблина буквально отдыхал, натыкаясь на привычную фигуру в плаще и шляпе. В остальном все было необычно, непривычно и до жути раздражающие.
