1
– когда уже блять пройдет это?
– Тебя удивляет эта боль?
– Блядское сомнение. Сука. Хули я его подцепил. Хоть не последняя стадия. СУКА!!!!
– Тебе идет!…или….
– без «или» суки! Начнете сомневаться я умру нахуй. Я просто убьюсь тогда. Блядь. Пойду заряжу…суууука!!!
И вот жужжание или жужание? Короче прекратились наивные звуки самого себя. Они длились недолго. Сердце быстро поддалось сомнению. Мозг успел это отсканировать. Он понимал, что вовсе не так все. Что еще чуть и весь он не сможет даже дышать нормальные решения. Он не сможет лепить выборы уверенно и на века. Быстрый приказ рукам – взять серебряный эр-71 модель прошлого года. Барабан на 7 кулер.
А знаете. Вообще….есть такие вещи. Они не могут быть вдыхаемы вашеми слезками. Да, милые мои. Ваши слезы очень так сказать – poorовые. Они как лоскутная ложка что постоянно летает в переменном токе. Расплавленная и нагая. Я бы честно уже выебал эту ложку. Ебанную ложку. Которая дает смысл некоторым шлюхам и тварям жить. Которые видят в Небе суть. Ебаные хуесосы. Как же заебало. Я честно просто для чего. В этих пластмассовых лабиринтах. Мои ноги околелись. Я слышу зов. Я слышу ноты сомнения.Я слышу как небо. Оно трясется и хочет выебать Луну. Как оно хочет чтобы оно обдрочила его от каты до ляток. Как она будет приплюснуто стонать и раскурченно пищать. Да. Именно таков мир. Это просто плевок спермы. Но спермы в виде тепла. Меня заебало это. Меня уже нахуй это не ебет. Видите да? Нет. Потому что я зарылся в яме на втором этаже. Своей ебанной квартиры. Может есть надежда на жизнь. Ведь прельные соломенные волосы смогут снова сковать запах для моего воздухоотвода. Ведь смогут дать силу. Ведь есть еще да. Ведь я могу верить? Что в урановом семени найдется – похожее на прильность жизни. Ведь Луна все еще живет в моем сердце? Ты просто. Забудь. Забей. Это все смятение.
Да?
Веди если так подумать. Веточки векотилии. Они невероятны. В них спрятаны такие узоры.Там и ахоры. И кнаторолы. Я всегда хотел подарить ей данную веточку. Я даже моряком стал. Знаете я такой. В грязной форме. Машинист типо. Ну там хуйней маюсь. Мне как то дали сыр металличный. Он был без запаха, как мне казалось. Он такой был. Ну вкусный. Соленый. И немного сладкий. В нем было немного. Ну. Он плакал вроде того. Его плач вынесли из перельной могилы. Никто не хотел их пить. И потом я пошел в ка…ю…..короче в кухню на корабле. Бля. Ой. Их не должно быть в дневнике, этих церебральных слов.
Я вообще. Зашел. Меня Петр Евгеньевич. Наш повар. Такой сказал. Ну че. Еп… Ну че. Как ты там? После были запрещенные слуги. Да. Им было глубоко поровну. Они сами по себе были жидче. А я ему. Такой. Типо.
– Ну знаешь. Шея. Лучше мог в воду зайти. А так шея побаливает. Ну пройдет день два. Провели на берегу вчера проверку. Сканер. ООО.
– Рентген.
Ага. Типо.
– И сказали что – все норм. Просто ушиб.
Вот мы и разошлись. Так вот. Я еще недавно обжегся чуть. Паром обдало. Так я как сразу в душ побежал. А там Валик был. Он такой – че случилось?
– открой, меня паром объеба….обдало. Мне пи…. Мне плохо будет.
Он вышел. Я под холодной водой – он ее сразу чето сделал – омылся. Немного попил феролина. И норм было.Еще
Было такое что. А. Векотилия. Я хотел подарить ее. Еще в лагере я слышал о векотилии. И вот мечтал их найти и ей подарить. Говорят что такие водятся на берегах Прочего. Знал бы я, что у него не было и шансов стать важнее нынешнего шаблона. Эти слезы, они трясутся от мысли что Случай мог сделать иначе. Я читал, что эти берега где-то в стороне южного берега Кремора. Ну одним словом. Мы туда и плывем. Щас у меня отпуск. И я решил взять пару друзей и поплыть. Точнее. Пару человек. И еще экипаж……Да. Нас человек сорок. Вот так вот. Бывает.
И тут они сывились над трупом слезы. Они долго мычали. Мурчали. Умрчали. Имручал. Чалимру.
Давнешнее утро. Клеменное, наверное давно остревнелое и ободранное значимой рукой Ньютона, путевое, сточное, кровеностное, немного круглое, чуть пластичное, – более чем выцветшие, в осеннем перегаре времени и духа, цветы- тучнистое, глинняное Солнце облипляло своими подушечками пальцев своих же теплое и сахарное излучение от милой, немного детской и наивной, как подростковая любовь или типо того, мягкой и пушистой термоядерной реакции. Как мило. Как очаровательная среда своей грацией. Своей решимостью. В ней видятся. Мелочи. В ней видятся. Чужие мнения. В ней видется очаровательное лицо. Мечта. Словно поцелуй. Словно героический подвиг врезается в опальный грех и преломляет его, но не в смысле нейтрализует. Пронзает струйка тепла левую щеку Угерия Векантинова. В своей каюте он покойно лежит на покорной кровате и ложкой руки нервно пешит вялую кутю одеяла.
Какой я ужасный. Сам по себе чисто. Ну вот пишу да я это. А зачем? Блять. Убейте уже меня. МНЕ ТАК СОМНИТЕЛЬНО ЖИТЬ. Чувствуете? Остроту моего языка? Я же гений, да? Ну прямо во мне есть что-то несомнительно гениальное. Ой. Забыл вопрос написать. Похуй. Просто я. Все. Я начинаю блуждать по этим краям и мне то холодно то весело. То горячо, то спать хочется. И слезы когда текут. Есть же шанс в этом свете здаться? Именно. Я не здамся. В прошлом. В прошлом я не здамся. Ради этого стоило жить. Не здаваться. Но после видимо я сдамся. Я уже не смогу не здаваться. Я сдамся до конца. Я опять говорю такие комканные вещи. Ведь это просто дневник моряка. И его приключения.На корабле. На судне «Ямари». Какая честь.А ведь мало кто поймет тонкость данного лабиринта. Точнее не так. Не каждый поймет тонкую пластичность его. Как не ищи выхода. Любое огниво когда-то кончает в холоде. Кто бы согрел?Кто бы опять зажег?
