Вечерело, когда к воротам старой, но высокой, крепкой, рубленной из корабельной сосны избы кузнеца Ивана Никитича подошел пожилой, запыленный и усталый путник. Внешность незнакомца с первого взгляда бросалась в глаза: высокий, широкоплечий, горбоносый, с седой бородой и мохнатыми бровями, из-под которых так и сверкали маленькие медвежьи глазки, он производил впечатление недюжинной силы, хотя был довольно худ. За плечами его была котомка. На широком наборном поясе висел большой охотничий нож и какие-то блестящие металлические и костяные предметы. Обут он был в добрые кожаные сапоги, какие обыкновенно носят охотники. Уверенно взявшись за кованное кольцо ворот, человек постучал. На стук отворилось окно избы и оттуда высунулась чуть не до половины миловидная, русоволосая молоденькая девушка. С любопытством глядя на пришельца, она спросила, что ему угодно.
На хмуром лице гостя мелькнула мимолетная улыбка. Он взглянул на девушку своими черными, пронзительными глазами и тут же отвел взгляд:
– Здесь ли живет Иван, сын Никитич? Видеть его мы желаем!
– Здесь! – ответила девушка. – Батюшка скоро придут. Проходите в горницу! Собака привязана.
– Я собак не боюсь, – заявил гость, – это они меня боятся.
С этими словами он отворил ворота и вошел под навес крытого двора. Было слышно, как громко залаяла собака, но тут же заскулила, прячась в будку и гремя цепью.
Девушка с удивлением прислушалась. Серко, громадный пес-волкодав, до сей поры никого не пугался.
Она отскочила от окна, выбежала в сени и, сбежав по лестнице, встретила гостя на крыльце.
– Возьми-ко, неси в дом! – приказал он ей, подавая свою котомку. – Держи, не тяжелая!
Девушка кивнула и, пропустив гостя вперед, поднялась за ним в избу. Котомка в самом деле была не тяжела. Она примостила ее на сундук и пригласила гостя в передний угол. Он мельком глянул на иконы в серебристых окладах, нахмурился и сел к столу, забыв перекреститься и снять запыленный картуз. Девушка удивилась в душе, но, промолчав, поставила перед ним большую кружку с пенящимся квасом и хотела выйти.
– Постой, милая! Ты ведь Дарья, я чай? На мать похожа! Жива ли она?
– Дарья я, Дашутка… А матушка лет пять как померла. Мы с тятей живем.
– Померла! Жаль, жаль! Хотел я ее увидеть, да вот не пришлось, – помолчав, сказал гость, сокрушенно качая головой. – Кроме тебя да тятьки, кто ж еще-то есть?
– Сестра моя, Аннушка. Она двумя годами младше будет. Братец был, Никитка, да помер прошлой весной, от лихоманки…
– Здоров ли отец-от?
– Слава Богу, здоров!
В это время за окном раздались шаги и голоса, низкий, сердитый – мужской, и звонкий, смеющийся – девчоночий.
Дарья выглянула в окно. Она несказанно обрадовалась, что отец с Аннушкой вернулись, уж как-то очень не по себе было ей наедине с незнакомцем. Он вроде и не смотрел на нее, но она все равно ощущала на себе взгляд его пронзительных, черных и блестящих глаз.
– А ты пойди-ка, милая, с сестрой на ключ, принеси мне водицы холодной испить. Уж больно приморился я, по жаре идучи. Глядишь, и парнишку моего там встретишь. Он отстал чуть. Увидишь, так приведи его сюда.
– Как же мы его узнаем?
– Узнаете, милая! Сразу узнаете. У вас здесь такие не водятся! – с этими словами гость отвернулся и уставил глаза в пол, словно боялся обеспокоить своим сверкающим взглядом входящего хозяина.
Дарья поклонилась и опрометью выскочила в сени.
Скатившись по лестнице, она чуть не налетела на отца, отворявшего дверь.
– Дарья! Куда ты летишь, словно угорелая? – удивленно спросил Иван Никитич, высокий, благообразный мужик лет пятидесяти с лишком. – Иль стряслось что?
– Гость у нас, тятя, – прошептала девушка, – водички попросил с ключа принести.
– Что за гость такой? – удивился отец. – Ну, да ладно, сам разберусь. Что ж, беги на ключ!
Дарья выскочила во двор, взяла ведро с лавки у загона и вышла на улицу. На лавочке у ворот она увидела сестру. Та лузгала семечки, бросала их воробьям и, смеясь, с интересом глядела, как птицы дерутся из-за них.
– Анюта, айда со мной на ключ, – позвала Дарья. – Я тебе дорогой расскажу что-то…
– О чем? Женихи к тебе опять свататься приезжали, а ты их на порог не пустила?
– У тебя только женихи на уме, глупая! Никак не дождешься!
– Да-а-а! Из-за тебя мне век в девках вековать! Тебе все не тот, да не этот! Так и помрешь монашкой, и я с тобой вместе! – полусмеясь, полусерьезно возразила сестра. – Тятя меня не выдаст, пока ты в девках сидеть будешь!
Она нехотя встала и потянулась. Высокого роста, худенькая и стройная, она казалась хрупкой рядом со статной, сильной сестрой. Тем не менее, девушки были похожи. Обе были голубоглазы и русоволосы, но если старшая уже оформилась в настоящую красавицу, то младшая была еще почти подростком. Густые волосы Дарьи были аккуратно заплетены в толстую косу, большие, с поволокой, глаза глядели ласково и спокойно, черты лица были правильными и приятными. Аннушка, с ее пышными, растрепавшимися на ветру волосами, маленьким, с горбинкой, носиком, яркими губами и русалочьими – прозрачными, огромными глазами только еще обещала стать красивой, но в ней чувствовались просыпающаяся прелесть и природная способность очаровывать.
