Я любил тебя в Нью-Йорке, любил в Париже и Риме. Мы целовались на Монмартре, держались за руки у Колизея, снимались в кино в Будапеште, а в Бруклине мы почти всегда сходили с ума.
Ты – лучистая звезда на бездонном небосклоне, и ты падаешь в мои объятия лишь на короткий миг, чтобы вспыхнуть сверхновой, а затем вновь ускользаешь, выходишь на свою привычную орбиту. Блистаешь холодным светом с экранов телевизора, со страничек соцсетей, улыбаешься с журнальных разворотов. Это не твоя настоящая улыбка: ослепительно уверенная, вся напоказ. Со мной ты улыбаешься иначе.
И я знаю, сколько бы дней не прошло в разлуке, сколько бы ни пришлось ждать, ты рано или поздно возвращаешься ко мне…
В этот раз ты появляешься накануне рождества, также неожиданно, как и всегда. Просто набираешь мой номер и звонко – как всегда, звонко – щебечешь:
– Фрэнни, я завтра буду в Большом Яблоке – ты как? Хочешь повидаться?
В груди на миг сладко замирает. В последний раз мы виделись полгода назад. Твой ласкающий голос наверняка летит откуда-то с туманного Альбиона, из вечно серого Лондона, который ты обожаешь. В Лондоне мы не любили друг друга. Ты жила там со своим бой-френдом, и это была запретная территория для наших встреч.
– Привет, Хэйли, – я машинально достаю сигарету из пачки. – Тебе крупно повезло, m’amour, мне как раз дали недельку отдыха между съемками. Буду в Нью-Йорке до нового года. Тебя встретить по прилету?
– Было бы чудесно, – на том конце раздается невнятный треск – похоже ты куда-то идешь и сережка, касаясь телефона, мерно постукивает по динамику, в такт твоим шагам.
– Во сколько прилетаешь? – я закуриваю и с наслаждением слушаю неясный шум твоей далекой жизни.
– В восемь вечера, – в трубке, наконец, перестает трещать, и я слышу тебя так же ясно, как если бы ты сидела напротив: – Британскими авиалиниями, номер рейса сброшу сообщением.
– Супер, – я глубоко затягиваюсь и легонько усмехаюсь, – буду в ДжейЭфКей к восьми.
Зимние сумерки стремительно падают над Бруклином, огонек моей сигареты тлеет в полумраке.
– Фрэнсис, ты просто душка, – непринужденно смеешься, а потом тихо произносишь: – Я скучала.
Полгода. Чертовых шесть месяцев, Хэйли. Но я просто отвечаю:
– Я тоже.
Следом за нашим разговором приходит сообщение с деталями твоего полета. Я смотрю на буквы и цифры, мерцающие с экрана телефона, и глупо улыбаюсь, а потом смеюсь в голос. Я чертовски скучал.
Ирландский волкодав до этого мирно дремавший под лестницей, теперь глядит на меня озадаченно, не часто он видит своего хозяина, гогочущим в одиночестве. Я быстро тушу окурок и вскакиваю, в два прыжка оказываюсь рядом с псом – пожалуй, моим лучшим другом за последнее время – треплю его за уши и все еще улыбаясь, приговариваю:
– Симон, к нам едет Хейли! Ты скучал?
***
За неделю до рождества Нью-Йорк прекрасен. В окнах домов мерцают новогодние гирлянды, громадные ели украшают крупные площади, повсюду открыты ледовые катки, то тут, то там, слышна рождественская музыка. Витрины кафе и магазинов обклеены искусственным снегом. Настоящего в этом году пока не случилось. Зима вообще выдалась теплой: все вокруг говорят о глобальном потеплении. Я солидарен, люди губят планету, а на континенте снег нынче можно найти только на моей родине – в далекой Канаде. Буквально на днях, сестра поделилась снимками в фейсбуке – Монреаль занесло, чуть ли не по самые крыши легковушек.
Я иногда ностальгирую по Квебеку, порой даже думаю вернуться туда, когда меня накрывают черные депрессии самобичевания, и я кажусь себе дерьмовым актером. К счастью такое происходит не постоянно.
Но я люблю Нью-Йорк. Он дышит и живет со мной в одном ритме: он, то блистательный и дерзкий, словно аристократ, то уютный и романтичный, точно первая любовь. В иные дни он накрывает меня серыми облаками, и давит своим грандиозным величием. Но чаще всего я плыву по нему, как рыба по полноводной реке. Мощное течение этого города каким-то невероятным образом всегда выносит меня в нужное место и в нужное время. Где ждут новые роли, новые знакомства, новые возможности. Никогда не любил хваленый ЛА. В Большом Яблоке люди куда отзывчивее и настоящее. И еда вкуснее. А я чертов ценитель. Наверняка, таким образом, во мне говорят французские корни – наслаждение едой, хорошим вином и женщинами у меня в крови.
Сейчас я, накинув капюшон, бегу за цветами для Хэйли. С самого утра моросит. Чтобы порадовать ее, беру целую охапку, в которой есть даже какие-то экзотические амариллисы.
Я редко для кого покупаю букеты. Но Хейли любит цветы, а я люблю Хейли.
Да, я люблю ее. И, безусловно, я могу врать всем вокруг, и даже себе, что сердце мое открыто новым отношениям, но на самом деле она давно заняла там место на правах хозяйки.
Я не стану тащить это букетное роскошество в аэропорт, и привлекать лишнее внимание к своей, хоть и мало, но все, же известной персоне. Мы в любом случае довольно быстро окажемся в моей уютной квартирке в Бруклин-Хайтс.
