Это был 2021 год, когда в нашем маленьком городке Либби, штат Монтана, начались исчезновения молодых девушек, которых в последствии находили мертвыми в устьях рек, лесах и озерах. Либби, на сколько я его помню, всегда славился неописуемой красотой природы и дружелюбными жителями. Городок это был маленький (население едва достигало 3000 человек), но несмотря на это, был развитым. Лесная промышленность здесь была основной. Каждый третий житель работал на лесной фабрике, и получал довольно хорошие деньги. Относительно недавно город стал приманкой для туристов, которые были в восторге от местной плотины Либби, которую мы – местные, называем озером. На весь город был один паб, больница, муниципальная и частная школа, кофейня и церковь, куда ходило большинство нашего населения.
Я же, не была в их числе. Я не верила в Бога, потому что Бог не хотел верить в меня, тогда, когда я так нуждалась в нём, тогда, когда, кроме веры в него, у меня не оставалась ничего, он не отозвался.
Я была сиротой. Не с рождения, а когда мне было три года, родители погибли в автокатастрофе. Я их не помню, как и не помнила раньше своих двух родных старших братьев – Ронана и Дамиана. Ронан был старшим, сейчас ему было уже двадцать пять лет, а на момент гибели родителей всего десять, он тоже плохо помнит тот день и старается не вспоминать его. Дамиан придерживался того же мнения, что и старший брат. Дамиан был младше его на четыре года, но во всем и всегда потакал брату. Начиная с того момента, как мы попали в интернат. Я смутно помню, те восемь лет, проведенные в этой тюрьме для детей. Помню лишь, что нам почему-то приписали четвертого ребенка, у которого родители так же погибли. Мне тогда было уже восемь лет, когда наша кураторша принесла в спальню братьев младенца и буквально швырнула его на постель Ронана с отвращением.
– Четвертый вам, – злобно буркнула женщина, – пусть растет с вами.
– Что? Вы с ума сошли?! Он же младенец! – закричал Дамиан, переглядываясь со мной и Ронаном, который растерянно таращился на извивающийся в истерике маленький комок. Кураторша ушла, а мы втроем нависли над мелким и наблюдали за его криками. Я тогда впервые видела, как Ронан убаюкивал его, а затем и ближайшие два года, пока малец наконец-то не перестал верещать при любой удобной возможности.
Флавио – так мы назвали нашего сводного брата, рос умным и отзывчивым мальчиком. Он никогда не обижал девочек, как в интернате, так и по сей день. Ему было всего три с половиной, когда Ронану стукнуло восемнадцать и он смог покинуть интернат. Помню, как мы стояли возле дверей приюта и плакали, наблюдая, как наш старший брат уезжает в свою новую свободную жизнь. Тогда Дамиан возненавидел его всем сердцем и считал его предателем, а я старалась радоваться за брата и продолжала заботиться о Флавио, который очень быстро рос. Перед тем, как уехать из приюта, Ронан обещал нам вернуться за нами и я верила ему, верила, как никому другому. Но шли месяца, Ронан так и не появился…
Флавио исполнилось тогда четыре, а мне двенадцать. Это был самый ужасный год в приюте. Был канун Рождества, когда некая семья, попыталась усыновить Дамиана, которому исполнилось пятнадцать лет. Семья была приличной на первый взгляд и мой брат даже неплохо поладил с ними, но как бы там ни было, он не хотел уезжать без меня и Флавио. Дамиан был самым капризным и не сдержанным из всех нас, и часто мог нагрубить мне и даже накричать на мелкого, но он любил нас, так сильно, что был готов ждать своего совершеннолетия в приюте вместе с нами, но не мог бросить нас. К великому несчастью, у нас была худшая из всех кураторш, которой было плевать, что мы были детьми из одной семьи. Она отдала Дамиана семье Монеску. В то Рождество не было радости и веселья, как я помню, я проплакала всю ночь и ещё неделю сверху. Моё девичье сердце было разбито. Я ужасно тосковала по братьям. Помню, как молила Бога вернуть мне их, или хотя бы чтобы нас с Флавио забрали те же итальянцы, что и Дамиана, но Бог отвернулся от меня, от моего разбитого детского сердца и тогда я поняла, что никто мне не поможет, кроме времени. Я попыталась смириться с тем, что мы с Флавио остались одни в этом сиротском доме, где помимо нас, были сотни таких же разбитых детских душ.
