С тех пор, как её не стало, я перестал спать по ночам. Просто смотрю в потолок и перебираю все моменты, которые были с ней. Днём я тоже сплю плохо, но организм всё равно берёт своё: где-то после двух я падаю в мертвецкий сон до шести, потом встаю, пью кофе – и снова ночь. Всё стало странным: вроде бы всё по-старому, всё привычно, но её нет, и мир перевернулся. Он стал другим, пустым, чужим. И было ли это когда-то реальностью? Вопрос.
Моя каюта была где-то на краю основного здания станции, я перебрался сюда нарочно, так что перестать спать окончательно было лишь вопросом времени, а не моим желанием. Ночь здесь проходит бурно, агрегаты станции работают беспрерывно, так что даже если бы я хотел заснуть получилось бы с трудом. В этом месте нужен особый навык, чтобы спать или хотя бы иметь под рукой нейронку. Но раз всё пошло наперекосяк, я выбрала путь «по-старинке» – смотреть в металлический потолок и перебирать в голове все воспоминания, что были у нас.
Гулкий звук за стеной то и дело прерывал время, словно проносился где-то рядом так, что я чуть не подпрыгивал. В такие моменты я приходил в себя, выходя из транса, пытался отвлечься, улавливая серую реальность этих металлических стен. Но стоило шуму стихнуть, я снова погружался в те видения, где мы с ней вместе… где у нас были какие-то грандиозные планы, там, где мы любили друг друга.
Всё закончилось. Осталась лишь жёсткая необходимость тащить свою жизнь дальше – промежуток между снами, которые обрываются, словно тупой щелчок. Зачем мне это всё? Мне бы уйти за ней, туда, где она ждёт меня… хоть на миг.
Мы часто обсуждали, есть ли грань за смертью, есть ли «что-то там». Смеялись и говорили, что обязательно умрём в один день, чтобы вместе заглянуть за ту грань. Но вышло иначе: она ушла первой, без меня, не спросив, не получив «разрешения». Туда, куда мы собирались пойти вдвоём. Может, и мне теперь последовать за ней? Зачем тянуть дальше эти сутки, эти дни, эти бессонные ночи, полный мрак? Я оттягиваю неизбежное, пытаясь проникнуть в наши с ней прежние грёзы, где мы были живы… а её больше нет. Мне нужно туда, за ней.
Но что-то не пускает меня, не даёт уйти окончательно. Закрыв глаза, я вижу её лицо, прекрасные глаза, улыбку. И всё вдруг обрывается, оставляя меня одного, словно на пустой станции, среди всей этой груды неоконченных дел, которые мы когда-то планировали делать вместе. Сколько всего ещё могло случиться, но уже без неё, без той мечты…
Я встал. Сон не шёл – да я и привык, в общем. Уставился в дверь, точнее, в её щель – кажется, она была приоткрыта. Не помню, запирал ли я её? Да и всё равно. На этой странной «станции» всё давно почти работает само по себе. Это она когда-то продумала, как всё упростить, чтобы мы проводили больше времени вместе. И мы действительно проводили… но теперь её нет.
Я вытащил из ящика кружку – ту, что когда-то выбрал по её совету, хотя мне вначале не нравился цвет. Теперь это мелочь, но я пью из неё кофе и не хочу отказываться: пусть хоть это будет напоминанием о ней.
И вот я решил: а почему бы не пройтись по отсекам, осмотреть всё? Что мной двигало? Не знаю, возможно, воспоминание о её улыбке, её настойчивости. Но я поднялся и пошёл…
– Стой! – выкрикнул лёгкий, звенящий голос с дальней части коридора. Там клубился пар, настолько густой, что пройти сквозь него, не получив хотя бы лёгкого ожога, было практически невозможно. Я давно собирался починить систему в той части коридора, чтобы пар не обжигал, но не успел. Не успел… моя любовь, моя суть, мой смысл жизни ушла, исчезла. И вернуть её я уже не мог. Только мысли о ней служили мне путеводной нитью.
– Стой! – повторил голос, на этот раз более настойчиво. Но я не собирался никуда идти. Я смотрел на пар, и вдруг мне почудился силуэт внутри, превращающийся в странное мигание воды, насыщенной чем-то белёсым, то ли маревом, то ли тёмной дымкой с белыми проблесками… Силуэт приближался ко мне. Я стоял в полутьме, возле красного кругляшка кнопки аварийной сигнализации, вглядываясь в пар и пытаясь понять, что или кто в этом пару.
– Стой… – в этот раз голос прозвучал тише, но я вздрогнул. Он был каким-то шёпотом и в то же время бил, словно тяжёлый молот. Что это за голос? Моё воображение? Или… её голос, тот, который я потерял? Она шла ко мне, приказывая остановиться. Но я и так никуда не шёл – стоял на месте, остолбенев, глядя расширенными глазами на тёмные круги, пляшущие в туманном свете. В руке я сжимал красную кружку, едва не выскальзывающую из пальцев, а разум лихорадочно твердил, что это не может быть правдой.
Но я всё равно стоял, надеясь, что это не галлюцинация, что это действительно она – моя любимая, моя потерянная Кэт.
***
– Вот скажи мне, Андрей, – голос звучал в наших наушниках с шумом и помехами, но этого хватило, чтобы я обернулся к говорящей. Она сидела рядом, её глаза выражали тихий, невысказанный вопрос, произнесённый в старую гарнитуру, которая, казалось, была вдвое старше меня. Её голос, искажённый статическими шумами, звучал на общем канале, доступном всем пассажирам вертолёта Ми-8.
