– Я бы хотела поговорить о наших способностях. Способностях любить. Быть честным – в первую очередь, перед самим собой. О способностях восхищаться чем-то, что другие не способны даже увидеть. Об умениях затаить чувства в сердце, в нужный момент позволить им раскрыться и найти в себе смелость довериться кому-то впервые. Перебороть в себе сомнения, а из противоречий найти то, что ближе сердцу. И никогда не глушить свой голос, будь то внутренний или внешний.
Тихий шепоток одобрения шелестом пролетел через всю толпу, собравшуюся на празднестве.
– Следуя традициям нашего народа, я говорю о том, чем покорил меня… он, – девушка перевела взгляд на того, о ком мечтала рассказать всему миру. – Вот, кем действительно было похищено моё сердце.
– «Действительно похищено»? Как же вы познакомились? Эти слова заставили меня усомниться в том, что мне о вас рассказывали, – улыбнулся мужчина, который устраивал торжество.
Красавица улыбнулась и прикрыла глаза, дав наконец себе волю вспомнить обо всём, что за этот год случилось. Толпа притихла, наблюдая за тем, как молодая пара берётся за руки, готовясь к очень долгому рассказу…
В любви ветрах, в порывах страсти,
Огнём плясали души их,
И не страшны сердцам напасти,
Покуда дух силён, велик.
Они не привыкли не верить, сдаваться.
Уйти им на век целью стало туда,
Где в бездне смерти легко потеряться,
И тяжко поклясться в любви "навсегда"
И, может, не его она Джульетта,
И вовсе не Ромео он,
Но для души счастливого поэта
Закон не писан. Свой канон.
И им неизвестно то чувство забвения,
Когда во сердцах их не было огня.
Тёмного мира во них лишь спасение.
Любовь им едина, одна лишь броня.
И жизнь иглой пронзает ткани,
И вышивает боль и смерть,
Но, воздержась от грубой брани,
Хранить продолжат свет и честь.
Пути завяжутся коварными узлами,
Глушью дикой станет светлый бор,
Но не завладеют их горячими сердцами
Война, как смерть, и смерть, как вор.
* * *
(14 апреля 1635 г)
Принцесса уже несколько часов не покидала комнаты, дверь которой открывалась лишь когда того хотела сама её обитательница. За двадцать пять лет жизни эти стены стали для девушки убежищем и местом, где спокойно можно было обдумать грядущее, прошедшее, настоящее…
Это была комната искусств. Здесь принцесса выучилась рисовать, красиво писать, играть на флейте и создавать искусные украшения. В основном это были венки на голову и диадемы. Искусство помогало беннирке забыться. Можно было создавать потрясающие картины, надолго задумавшись о чём-то своём, скручивать тонкую леску с проволокой и плести чудные украшения, совершенно не думая о том, как завтра ей придётся вновь ехать куда-то по неровной дороге, учиться или разбирать скопившиеся бумаги.
Король постоянно возил дочь с собой. Будь то праздник во дворце музыки, поэтический вечер или новая пьеса в театре, примерка новых одеяний, туфель, плащей… Порой ездили и на обед к родственникам королевской семьи – дядюшке и тётушке Монбери. Однако, по правде говоря, совсем не многое приносило юной принцессе радость. Грязь, дорожная пыль, усталость в ногах после походных туфель и узких сапог, колючие дорожные одеяния… Боже правый, кому это может нравиться?! Разве что путнику, блуждающему по миру в поисках себя, дома или простой прекрасной улыбки.
Девушка усмехнулась. Какой безумец покинет пристанище ради одной лишь улыбки? Пусть безумцев в этом мире много, о таком она ещё никогда не слышала, но теперь невольно думала. Найдёт он душе своей милую улыбку… Но что будет дальше? Улыбнётся в ответ и пойдёт прочь?
Игла больно уколола палец. Принцесса ойкнула, но крутить ею у коробочки с серебристым бисером не перестала. Для этого гребешка понадобится бусинка поменьше…
Маленькие шарики насаживались на тонкую иглу, потом соскальзывали в теплую ладонь юной мастерицы. Пара ловких, чуть заметных движений, и пять бисеринок превращались в цветочек. Из десяти получались цветы побольше, а к ним присоединялись зелёные стебли и листочки. Связывались, перекручивались между собой, тем самым собираясь в изящный букетик.
Хозяйка комнаты довольно осмотрела свою работу. Привстав с мягкой табуретки, потянулась к приготовленному заранее гребешку и принялась украшать его букетами цветочков – маленькими и покрупнее.
Чёрные волосы мастерицы были туго собраны в косу, достигающую узкой талии. Посаженные в причёску на коротенькие шпажки маленькие, заметные лишь на свету капельки жемчуга красиво блестели и переливались, особенно когда падали на них лучи солнца, прошедшие сквозь витражное стекло. Ямочку промеж ключиц щекотал чуть объёмный кулон круглой формы, на поверхности которого были выцарапаны узоры, несколько маленьких роз и листочков. Руки девушки были освобождены от браслетов и колец – эти украшения мешали творить.
Платье из тёмно-синих тканей было выбрано ради удобства, не красоты. Чаще всего именно в нём принцесса проводила время здесь. Никаких колючих кружев и узоров, шуршащего подола, объемных рукавов и пышных рюшек на воротнике. Обычное платье. Вернее, для принцессы оно было обычным. Любому другому бенниру такое платье могло показаться неприлично дорогим и годным даже для бала или светского приёма. Любой, кто видел девушку в подобном, рассыпался в комплиментах – так она была прекрасна. Благо, простой люд не заставал её в по-настоящему дорогих одеяниях. Так бы и вскружили им голову привычные для девушки объёмные юбки и сверкающие аксессуары.
