1. Bad boy / На третью сотню
Злость - это слабость, страх неоправданных ожиданий.
Только чего он ждёт? На кого он злится?
На себя самого?
Тэми.
На скорости рядом чуть плещется джин, удобно устроившись своей стекляшечкой в отсеке для кофейного стаканчика, пока тачка подо мной рычит, как непослушная девочка, но всё же переходит на третью сотню.
Картинка начинает плыть, будто всё происходящее запечатляют с выдержкой на фотоаппарат моей бывшей, чьи голосовые я как раз сейчас слушаю. Она замуж вышла. Замуж взяла и вышла! Сегодня. И я всё испортил. Сам. Неоднократно.
А на записях - ещё пока моя. Какой месяц, какую ночь слушаю её голос с самых первых отправленных. Скоро вызубрю назубок каждый её вдох и выдох, каждую её запинку, каждый её ропот. Через пару месяцев шесть лет было бы, а толку? Смеётся “сейчас”, говоря мне, чтобы не задерживался на работе… пока смеётся. Из-за меня смеётся. А потом впервые из-за меня заплачет. Мы тогда встречались два года, мне душно стало… потом ещё три "открытых отношений" и полгода после случившегося наконец фаталити. Только на этих войсах она ещё здесь. Ещё со мной. И моя ещё.
Теперь уже нет.
Куда я еду сейчас? Ради чего? Ради чего мне в тот город, а? Чтобы что? Чтобы ту дрянь найти? Я даже не помню, как она выглядит. Сколько их было? Где я буду её искать? Если только будить этой ночью невесту Дамира, с которой та дурочка типа дружила.. Шайтан её знает, как их обеих зовут… Не запоминаю. Туго с именами всегда было. Особенно на всяких, с которыми только сегешь*.
И ради чего? Ради того, чтобы ещё раз поиметь эту ночную барби? Назло кому вообще? Алике? Да ей всё равно уже. Самому себе? Мог просто найти эту куколку среди километров переписок с другими и поманить пальцем, вспомнив дату дня рождения друга.
Это же там было? На его двадцатишестилетии? Тогда я всё испортил? Сам всё организовал - сам всё испортил - ммм, какой самостоятельный мальчик! Или раньше? Раньше. Намного раньше. Но моя девочка же ждала, терпела. Дотерпела? Доревела? Отец до сих пор говорит, что я плохо её воспитывал.
Плохо… её… воспитывал… Надо было так, как он маму. Жестче, чтобы боялась. Во сколько лет он открыл мне эту истину? В девять, когда я, мальчишка, подумал вступиться за неё? Глупый выродок.
Мотаю головой, на миг потеряв контроль.
Дело - продажная дрянь. И на панели мерцает красным индикатор DSC**, намекая, что мне стоит понять уже - в этом дешевом феврале, в этой слякоти, проморозившейся в колею, у моей тачки отключилась устойчивость. И любая потеря сцепления с дорогой может отшвырнуть две тонны в кювет.
Звучит неплохо - ибо "привет, новые ощущения".
Скорость не сбавляю, пролетая метры за миллисекунды. Это нормально.
Я горю. Злюсь и вцепляюсь в руль, сдавливая костяшки так, что алькантара думает чуть шипеть. Будто от боли, да. Будто надо было воспитывать лучше, как любую женщину.
Как же быстро-то она! Чуть больше месяца прошло с нового года, который Аленька встретила с ещё одним другом её брата. И жаль, это не я был. На меня злилась, глупая. С ним сошлась, глупенькая. Я же вроде старался, хотел вернуть, маленькую. Хотел? Чего я хотел вообще? Вспылил только, как узнал… Руку поднял.... Отец бы сказал - мало. Может, прав. Да что вернёшь-то, а?
“Аленька”… Имя как ручеёк журчит. А я плавать никогда не умел, чтобы с ней справиться.
Тело напрягается, наполняясь ещё большей яростью. Я выжимаю педаль до конца, чуть прищуриваясь и вальсируя в минимальных поворотах. Дорога же по прямой, да? Даже не помню уже.
Дальний вдруг чуть подсвечивает едва заметную консервную банку, замершую прямо на полосе. Ан нет, та всё же движется и въезжает на доисторический мост, у края которого стоит знак, запрещающий обгон.
Ещё пара секунд, и я сравняюсь с ней. И хозяин этого русского автопрома точно приметил меня, чуть отодвинувшись к самому краю полосы. Там река? Здесь вообще были реки? Широкая какая… я заблудился? Не было же ни одной. Вроде.
Сглатываю, чуть поворачивая руль влево. Моя девочка тут же сходит с колеи, дёрнувшись и уходя на встречку. Ещё пару секунд…
Зачем-то поворачиваю голову, сравнявшись с едва ползущей машиной. Замечаю женские ладошки, вцепившиеся в тряпичный руль. Трусиха. Выруливаю обратно прямо перед её носом, перепрыгивая через наледь, но…
Не успеваю вывернуть - морда взмывает, прошибая днищем невысокую шайтанову ограду. На инстинктах задерживаю дыхание и вжимаюсь в ломающееся кресло, когда машина окончательно теряет контроль и на один крошечный миг замирает, ещё цепляясь задними за что-то последнее - жесткое.
Сердце впервые за эти сутки успевает дёрнуться, пока взгляд ещё фиксирует бесконечность, резко рванувшую, как на качелях.
Морда кренится и в этот последний толчок я закрываю глаза, чуть усмехнувшись, когда эти две тонны соскальзывают вниз. Свечкой. Раз.
Пробиваю лёд. Два. Срабатывает подушка. Три. Рывок, задавивший мне лёгкие и срикошетивший мною же обратно.
Бэха чуть погружается под воду, но тут же взмывает, будто ещё пытаясь зацепиться за расколовшиеся льдины, царапающие идеальные слои серой краски.
Только сколько не реви турбированный мотор, доживающий последние секунды, сколько я не старайся нащупать ручку, всё равно заднеприводная кренится, начиная погружаться и утягивать меня вместе с собой.
