Мамин муж, он же мой отец, был у мамы в единственном Экземпляре. Экземпляр, написанный с большой буквы, – это не ошибка. Чего только им не пришлось пережить вместе.
Мама со своим будущим мужем училась в одном классе. После окончания школы мама на несколько лет уехала из нашего городка получать образование. В выборе института мама положилась на слепой случай. Она открыла дорожный атлас на странице со списком городов, закрыла глаза и ткнула ручкой. То, что она будет изучать иностранные языки и станет учителем, не обсуждалось. Поэтому важно было сопоставить выбранный город с наличием профильного института. С первого раза случай маму не подвел и подтолкнул в Иркутск, педагогический институт там как раз был, да еще и с кафедрой иностранных языков, какая удача! С первого раза не получилось поступить, в связи с чем мама год проработала в детской исправительной колонии воспитателем, затем в сельской школе учителем немецкого языка. Через год она попытала судьбу повторно и сумела набрать необходимое количество проходных баллов, таким образом на несколько лет Иркутск стал ее городом. После окончания учебы мама вернулась в родной город, и на перроне ее встречали друзья детства, бывшие одноклассники, среди которых был отец. Предложение о замужестве было спонтанным, импульсивным результатом спора между отцом и его другом. Сначала друг отца предложил ей пойти за него замуж, мама отказалась. Потом отец повторил предложение, а мама ответила: «А за тебя пойду!». Речи о любви там не было, просто решили, просто поженились, просто стали жить. Что странно, отец всю жизнь ревновал маму ко всем мужчинам, хоть и безосновательно.
Жили они странно, можно было бы сказать весело, но смеяться приходилось обычно после какой-нибудь встряски. Сколько помню отца, он любил выпить. А после того, как выпьет, стандартно проживал несколько стадий за вечер. Сначала он был весел и доброжелателен, садился в центр кухни (если мама была там, конечно) или в коридоре на пол. Это было непременное условие, чтобы, засыпая, просыпаться от проходящих мимо и запинающихся нас. Между сонным забытьем он поднимал голову, открывал глаза, фокусировал их на маме и затягивал одну из двух песен: «Огрооомное небооо, однооо на двоииих, а, Танюшка?» или «А ты еще спииишь, но так хорошаааа…». Надо отметить, что слухом и голосом отец не обладал, но пел с душой и очень громко. Нас всё это веселило. Потом наступала вторая стадия – агрессия. Вот здесь он начинал вспоминать всех знакомых мужчин и сопутствующие события: «Вот на дне рожденья того-то ты смеялась над шуткой того-то…» или «Вчера тебе звонил завхоз из школы, вот зачем? Не спроста…», или что-нибудь еще в этом роде. Тут важно было его уложить спать, а это было очень сложно. Он как запущенный бумеранг возвращался на то же место. Вечер считался завершенным успешно, если отец угомонился и уснул в том же месте и положении, где сидел. Если он ушел в кровать – это нереальное везение! Но неоднократно были случаи, когда он начинал драться. Сколько же трубок советских телефонов разбилось о мамину голову! Спустя годы, рассуждая о природе ее болезни Альцгеймера, мы с сестрой не раз думали, что может это телефонные трубки виноваты, советское качество и сотрясения, перенесенные на ногах.
