— Просыпайся, пар-р-разитка-хозяйка, я за тобой! Нагулялась!
— Ааа… Чего?..
— Ничего, хозяйка, домой пора! Которое столетие шляешься непонятно где, а мы? Хватит с нас, на волюшке мы пожили — пора и честь знать! Работа зовет, пар-р-ршивка-тунеядка!
Зажмурив обратно и без того глаза-щелочки, перед которыми все больше мелькали обрывки снов нежели жестокая реальность, Яна вернула голову на подушку. Потом подумала и засунула всклокоченную макушку под нее, разом избавляя себя от ночных фонарных огней на улице, раздражающих голосов и странных гостей у кровати. Она спать хотела, до писка будильника, поднимающего ее на работу, еще целых два часа, а сны и не такими реалистичными бывали! Кошмары порой заставляли подниматься с кровати с криками, а то и включать везде свет на оставшиеся часы ночи. Куда там нынешнему жутику до тех кошмаров?! Подумаешь, что едва вмещающийся в ее небольшую комнату громадный кошак орет на нее благим матом и требует возвращения к рабочим (а каким еще?) будням. Вот ни за что! Кукиш ему! А еще тот неприличный жест, который все знают, но не называют! Да, тот самый жест, который почти, как Волан-де-Морт в книжках о Гарри Поттере. Не проснется Яна, можно даже не стараться поднять, и спать будет не меньше двух часов до рокового подъема.
Она медленно, но верно, начала уплывать в сонное, блаженное царство, однако…
— Эй!
Приснившийся жутик на всякие волдемортовские жесты не реагировал и нагло потряс кровать, безжалостно потянул с девушки одеяло. У-у-у, садист! В квартире было жутко холодно, несмотря на отопление, а спать в пижамах Яна не любила. Припасала их только на случай гостей или поездок, а стесняться помимо себя дома было некого. Некого. До некоторых пор. Она, как обезьяна, вцепилась в толстое, пуховое одеяло, воспротивившись произволу, подмяла под себя, запуталась ногами и, довольная, снова начала погружаться в дрему. Однако радовалась недолго. В следующие мгновения она почувствовала себя насильно усаженной на американские горки без страховки. Ее подняли за ноги и повесили в воздухе, одеяло повесилось за компанию; Яна скорее отдала бы все имеющиеся в заначке деньги и документы на квартиру, чем рассталась с ним, родным и любимым. Ко всему прочему девушку еще и потрясли, вызвав не самые приятные ощущения, прежде чем бессовестно выпустить обратно.
Грохнувшись на кровать и заставив ту от натуги заскрипеть, Яна все же открыла глаза. Сна не было уже ни в одном глазу, а сознание фиксировало происходящее, происходящее в реальности, а не в сновидениях. Одновременно ругаясь, выпутываясь из одеяла и силясь рассмотреть подробности в полумраке, она окончательно смирилась с тем, что доспать не получится. Когда же разглядела то, что усиленно мешало предаваться счастью в четвертом часу утра, раскрыла рот и громко выдала:
— Мама!
Правда на самом деле на языке вертелись совсем другие слова, коих она старательно нахватывалась у уголовников, но почему-то те враз вылетели из головы.
— Вообще-то я больше по той части, где полагается кричать «папа». — Угрюмо заметил кошак в холке под два метра и хвостатой задницей, разместившейся в коридоре (Как вообще протиснулся в ее клетушку?!). У невообразимой животины имелись в наличие разноцветные глаза, похожие на две фары, фиолетовую и зеленую, внушительные тигриные клыки и черная, густая шерсть с редкими серыми подпалинами. Помимо обыкновенной ночной темноты казалось, что его окутывает иная темнота, похожая на туман. Головой он упирался в самый потолок, лапы расставил в стороны, гибкое тело вывернул так, что любая змея могла задохнуться от зависти. Было видно, как сильно ему не хватало места, вон как усы топорщил, фыркал и кривил мордаху. Спрашивается, если места мало, зачем приперся?
Оглядев вредную на вид морду, Яна потянулась к тумбочке, за сотовым, а через секунду начала копаться в нем. Тыкала в имеющиеся контакты, как-то позабыв, что того, нужного, номера телефона у нее попросту нет и никогда не было.
— Что ищешь? — поинтересовался незваный визитер.
— Адрес ближайшей психушки, — честно призналась Яна.
— Тьфу ты! — разъяренно рыкнула зверюга, сверкнув глазищами. — Настоящий я, а ты не спятила!
— Точно?
— Уверен.
— А может?..
— Ну, хочешь — пощупай, чтобы убедиться.
Яна полезла щупать и этим не ограничилась; еще она жамкала, тыкала, терла, гладила, даже нюхала. Шерсть оказался пушистой, немного жестковатой, густой и… настоящей.
— Надо же… Действительно настоящий, — растерянно протянула она, огласив промелькнувший в голове вердикт.
— Я ведь говорил, — ужастик фыркнул в топорщащиеся усы, как у Мюнхгаузена, и повел большими ушами. С кисточками.
От Яны чего-то ждали и реакция, закономерная, все-таки случилась.
Она моргнула, приглушенно что-то каркнула и повалилась на кровать, теряя сознание.
Шок оказался слишком большим.
— Вот черт, — ругнулся кошак, — не Баба Яга, а кисейная барышня. Совершенно размякла.
