© Анастасия Верина, 2018
ISBN 978-5-4490-7422-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Крематорий мыслей, заполняемый собственной кровью, рождённый из прикосновения к изголовью. Пусто. Жизнь, как искусство, тоска уже горло прогрызла, а я пишу эти строки, чтобы показаться самой себе чуть менее одинокой. В рёбрах монстр – он один, питается собственной плотью, острит и самоотверженно пьёт глицин: ему тоже бывает грустно, порой он даже не спит. Он качается на верёвках из нервов, всегда во всём старается быть первым, а потом мастерски изображает из себя жертву. Он любит громкую музыку, играющую в висках, и совсем чуть-чуть потерялся в своих грехах. У него холодные руки, поджигающие кислород, и печальные глаза, встречающие небосвод. Живёт от дела к делу и химерически стремится к пределу. Маргинальный отшельник, начинающий жизнь в понедельник. Он живёт внутри, скрывается часто, но посмотри, может быть, это ты?
Наши руки сплетаются в печальное море,
Что хоронит в пучине наши мечты.
Все наги и безвольны, воспитаны горем —
Картины поэзии давно уж темны.
Твои вены, как реки, рисуют картины,
А я, словно зритель, ищу окончание
Наших волн и стихов, что так же старины,
Как вопрос в тишине и молитвы молчанье.
Я сплетаю ключицы, где растёт обещание
О величестве море и потере штормов.
Наше море будет гимном молчания
И предводителем кучи мостов.
Отощав от одиночества, я возводил мосты
Отощав от одиночества, я возводил мосты.
К тебе,
К пленительной странице красоты,
К хронически звучащей пустоте,
К себе.
Я видел, как теряет свет душа,
Как музыку чужую сокрушат.
Я наблюдал, как летят в полёте гневном
Слова,
Фразы,
Подвиги,
Оживающие с языка плачевно.
Для людей я скинул кожу и оплёлся мишурой
Наглости и человечности другой.
А где-то в клетке рёбер лежит мёртвая семья:
Чувства,
Эмоции,
Принципы и, конечно,
Я.
***
Это поколение давно мертво,
Полно стереотипов и страданий.
В мире, где не ценят существо,
Главенствует лишь принятие расстояний.
Границы в жизни, границы в голове —
Твой мозг гниёт под чутким руководством.
Границы даже в пустоте —
Люди становятся уродством.
Владенье маской – верх искусства
Для тех, кто одинок внутри.
Их сгрызёт простое чувство —
Это одиночество, смотри.
***
Лунный свет, словно из фонарика случайного прохожего, проникает в моё окно. Мы сидим рядом, чувствуя дыхание друг друга, слушая слезливые песни, и в комнате темно. Чашка чая полнится грустью – у меня странное предчувствие. Дежавю.
Твои ключицы похожи на птицу, летящую ввысь, а руки холоднее любого мороженого. Звуки музыки всё лились, вырисовывая картины в голове, а перед нами лежал старый альбом с потёртыми краями и жёлтыми листами, будто бы уничтоженный.
Мир на бумаге – вселенная в голове, что-то странное и почестней. Творцы живут не в нашем мире, словно бродяги, они идут туда, где смогут скоротать свой век потеплей.
Ты дышишь часто – этот звук напоминает мне шум моря, когда мы были молоды и ещё не проданы горю. Я прикрываю глаза – и мне чудится берег. Всё взрывается счастьем и подыгрывает радостной атмосфере.
Я тихо скажу тебе: «Привет, я твой мольберт». Я улыбнусь самой себе.
Ты ответишь мне: «Привет, я твой повод жить». Ты подожжёшь сигарету и начнёшь курить.
В дыме начнут расцветать поля эдельвейсов.
Я – девочка, что утонула в своей же голове, ты – глупый художник. Мы оба – обычный жизни заложник.
Под утро кто-то перережет горло ночной тьме, а из её ран появится солнце.
Этот сон был приятен и, безусловно, осознан.
У этой осени взгляд одинокий,
В кости въедается александрит.
Мрак расползается строгий, голодный —
Сознание грусти ему не убить.
У этой осени взгляд отчуждённый,
Люди на улице – бомбы в домах.
Страх осознанный и взращённый,
Грустный танец на горящих углях.
У этой осени взгляд обречённый,
Поникший под тяжестью прожитых лет.
Отчаяние – страшное, голод – врождённый,
А в лёгких у осени акации цвет.
Мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть
Эй, ты слышишь, мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:
Расплавить кожу,
лёгкие,
голову,
Разливать сомнения, будто олово,
Жить амплитуду любви и страха долгого.
Эй, мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:
Собирать свой пепел,
Остатки людского,
Запирать свою душу в склепе,
А потом загонять себе крест в землю числа так седьмого.
Мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:
Проливать много слёз,
Проклинать небеса,
И потом, приходя на утёс,
В громких строчках себя описать.
Мне нужен кто-нибудь, чтобы сгореть:
Умертвить пустое нутро,
Залечить кислород,
Посеять простое добро
И подорвать в одночасье.
А вам знакомо чувство, когда хочется плакать…
А вам знакомо чувство, когда хочется плакать, но молчишь?
Когда вдыхаешь судорожно воздух, а в одиночестве – кричишь?
Когда все люди кажутся отвратительно больны,
И, может быть, когда-нибудь мы будем все вольны.
Вы думали когда-нибудь пощупать одиночество?
И рассмотреть его, как давнее пророчество?
Вы знаете, у одиночества солёные глаза
И голубые щёки, бегущая слеза.
А боль, обратившись в листья, дышит небом,
И порой она бывает истинным для тебя светом.
Это ничего, ведь ты знаешь мягкость волос-рек,
Обнявшись с болью, тебя не покоробит напоследок «нет».
А есть смерть, которая горька на вкус.
