ПРЕДИСЛОВИЕ
Заранее прошу прощения у ревностных хранителей истории, дотошных лингвистов, филологов и просто любителей «красного словца», а также у верующих всех религий, поборников правды, исторической справедливости и у тех, кому этот роман может показаться скучным и неинтересным.
Прошу учесть, что в первую очередь это – художественное произведение с акцентом на историчность. Многие, конечно, упрекнут автора в том, что роман изобилует сценами насилия. Однако было бы крайней степенью лицемерия умалчивать, сглаживать или подменять жестокие реалии тех эпох, которые отражены в произведении, в угоду впечатлительному читателю.
Если ваши чувства были задеты, помните: я не ставил себе такую цель, а всего лишь хотел передать атмосферу и погрузить вас в события для более яркого восприятия их красок и антуража.
Будет нечестно, если я, движимый эгоизмом, подпишусь под этим произведением единолично. На страницах романа отражены труды многих людей: друзей и близких, которые поддерживали меня; корректора Алины Бенькович; и талантливого во всех сферах искусства Макса Морозова, которому я выражаю отдельную благодарность за иллюстрацию обложки.
Спасибо, что из множества произведений вы, дорогие читатели, выбрали именно мою книгу.
Надеюсь, она вас не разочарует.
Алое солнце стремительно падало за горизонт. Профессор любил это время года. Изнуряющий хамсин отступил, а зимняя сырость, выкручивающая суставы по ночам, еще не пришла. Осенью старик всегда оставлял свой старый автомобиль в гараже и пересаживался на велосипед. Вечерами, когда он возвращался домой после заката, дул прохладный ветер. Но сейчас ему было не до погоды. С самого утра у него болела грудь, отдавая в дрожащую руку. Профессор грустно посмотрел в окно. Сегодня не удастся насладиться свежестью вечернего горного холода. И дело вовсе не в назойливых студентах, которые осаждали небольшой захламленный кабинет своего научного руководителя (до их набегов как минимум еще три месяца), и не в большом количестве учебных часов, одолеть которые профессору в силу возраста с каждым годом становилось все сложнее, и даже не в досаждающем с утра недуге. Причиной того, что профессор все еще оставался в своем кабинете, был мальчик.
Он будто возник из ниоткуда, когда старик складывал конспекты в шкаф. Профессор даже вздрогнул от неожиданности, бросив короткий взгляд на запертую дверь. Больше года петли на двери издавали протяжный скрип, но профессор не торопился их смазывать. Скрип позволял ему спокойно наслаждаться послеобеденным сном и не быть застигнутым врасплох непрошеными гостями. Но в этот раз дверь не скрипнула, однако ребенок спокойно сидел на деревянном стуле посреди кабинета. Или, может, старик был настолько увлечен собственными мыслями, что не услышал характерного звука?
Мальчик молчал, опустив холодный немигающий взгляд перед собой. Он был бледен и спокоен. На вид ему было лет шесть, потому сначала профессор подумал, что это чей–то ребенок – кого-то из преподавателей или, учитывая вольность нравов современной молодежи, возможно, что и студенток.
Однако, чем дольше он разглядывал юного посетителя, тем больше сомнений закрадывалось в его седую голову относительно принадлежности ребенка к кому-либо вообще в этом заведении.
Маленькие ручки незнакомца, лежащие на коленях, были нежными и красивыми, но ногти – грязными и изгрызенными. Из пыльных штанишек торчали потертые, местами рваные ботинки. А из-под широкого воротника грязного пальто выглядывала лишь часть нежного бледного лица. Но даже этой части было достаточно, чтобы уставшая память старика тревожно заворочалась глубоко внутри.
Старик закрыл дверцу шкафа и, сдернув пиджак со спинки кресла, максимально вежливо и учтиво проговорил:
– Вы потерялись, молодой человек?
Мальчик молчал.
– Вы в порядке? Я уже закончил, так что, если хотите, могу помочь найти ваших родителей.
Мальчик медленно поднял взгляд на профессора. Холодные глаза обожгли старика, и он медленно, как загипнотизированный, опустился в кресло.
– Мы знакомы? – поинтересовался профессор.
– И да, и нет, – ребенок улыбнулся уголками губ.
Голос его, глубокий и нежный, заставил профессора поежиться. Он обволакивал высоким тенором и сменялся басом, вырывая из помутнения. Его голос совсем не соответствовал неряшливому внешнему виду своего обладателя и, тем более, его возрасту. Будто внутри юной серой оболочки затаился умудренный опытом и уставший от жизни старец, говорящий размеренно и неторопливо, соответственно течению собственных мыслей.
Тем временем мальчик продолжил:
– Разве ты не помнишь меня?
– Не припоминаю, – стушевался профессор. – Вряд ли среди моего окружения можно найти столь юных персонажей. Кто вы такой?
– Как странно, – пробормотал мальчик. – Я был уверен, что меня то вы узнаете сразу.
– Я не настроен говорить загадками.
– Скажу прямо – пропадет всякий интерес. У меня есть один вопрос.
– Настолько срочный?
– О, вы даже не представляете, – мальчик подался вперед, и его острые черные глаза блеснули, – насколько он неотложный.
Профессор поерзал на месте и, потерев стучащие виски, сосредоточился.