Родион насвистывал реквием, идя по стерильным коридорам морга. Глумливое эхо отражалось от стен и пола. Мертвые не могли оценить звучание. Родион вернулся в секционную, где его ждала молодая женщина.
– Что же ты от него не ушла, глупышка, – Родион ласково провел по разбитой, некогда красивой головке. Жилистая рука не дрогнула над грубо размозженной раной.
“Говорят, стерпится – слюбится”, – услышал мужчина.
– Нет, не подумай, я не обвиняю. – Родион взял ножницы и безжалостно срезал длинные, спутанные русые волосы. – Но жаль, что ты, молодая, лежишь сейчас на холодном столе с пробитым черепом. А этот ублюдок будет жить дальше.
“Больше не будет страданий”.
– Верю, верю. Умирать проще, чем бороться. Не подумай, я не осуждаю. Если б ты ушла от своего мучителя, мы бы не встретились, а я считаю это знакомство очень приятным.
Мужчина принялся за работу, как дирижер, он орудовал секционным ножом и пилой. А когда закончил, достал две монеты, вложил их за височную кость, в то место, куда пришелся удар. Унизительный, грубый, последний удар.
– Нам пора прощаться. Я сделал, что должен. Харон примет тебя. Но и я возьму свою плату, всего ничего, часть твоей височной кости. Не беспокойся, я буду хранить ее бережно.
Родион любовно наложил швы. Останется загримировать ее, навести лоска, придать румянца серым щекам и синюшным губам. Родственникам спокойнее видеть в гробу красивую девушку, будто заколдованную принцессу в ожидании спасителя-принца. Жаль только, что ее принц оказался чудовищем.
Это был последний человек на сегодня. Родион закрыл холодильник, перемыл инструменты, разложил ножи строго вертикально с отступом в два сантиметра, пилы по размеру, а топорики, зажимы и зонды по отдельным контейнерам. Судмедэксперт отпустил лаборантов и санитаров, проверил заперты ли двери и направился домой.
* * *
В квартире Родион соблюдал такое же порядок, как на работе: у каждой вещи свое место. Там была асептическая чистота. Ни одна вещь не могла оказаться не на своем месте. Только в таком порядке мужчина чувствовал себя в безопасности.
Разувшись, Родион сразу направился к шкафу, отпер маленький замочек. Оттуда на него глянули сотни безглазых даров: зубы в крошечных баночках, фрагменты костей в баночках побольше, почки в формалине. Глаз, однако, там тоже был. Родион подвинул бывалых и поставил новую баночку: “Мария, 28, домашнее насилие”.
– Уверен, Харон тебя хорошо принял, Мария. Теперь располагайся, будь как дома. – Родион услышал в ответ “спасибо”. – Я и сам рад помогать. С вами проще найти общий язык, чем с живыми. – Родион дотронулся кончиками пальцев до небольшой банки с глазом, и тот будто дернулся от прикосновения. – Кого ты видишь? Профессионала с золотыми руками, отдающего всего себя работе? Или одиночку, чьи руки надо согреть?
“Ты холодный, нужно тепло”, – отозвался глаз и снова дернулся.
– Только где его найти? – Родион обратился к резцу в крохотной баночке и едко усмехнулся, – не на свидания же мне ходить? Я ни за что не впишусь в эту среду.
“Ледяное сердце” – глаз обиженно развернулся зрачком в заднюю стенку шкафа.
Родион, подтверждая “слова” глаза, окинул льдисто-голубым взглядом органы и кости и захлопнул шкафчик с дарами, но продолжал слышать перешептывания за плотно закрытыми дверцами.
Мужчина откинулся в кресле, подперев кулаком голову.
– Как будто это так просто. Какова вероятность, что теплая девушка придет в морг? …И не покроется трупными пятнами через два часа.
Размышляя о трупных пятнах, бессмысленности происходящего и несуществующих девушках, Родион перестал отличать реальность от фантазии, и задремал на кресле.
Каждое утро Родиона начиналось ритуалом: контрастный душ, беседа с дарами, черный кофе. Иногда мужчина хлопал дверцей голодного холодильника, заранее зная, что если бы мышь из фразеологизма была реальной, то уже разложилась бы до высыхания тканей и скелетирования останков. Родион отправился на работу.
– Ну, кто это тут у нас? Мужчина, 58 лет, два ножевых ранения в область брюшины, стойкий запах алкогольной интоксикации, циррозная желтизна тканей. Что ж, видимо, ты пал жертвой пьяной драки. Но это ничего, здесь нечего стесняться, так каждый день умирают сотни таких выпивох. Никогда не знаешь, когда будет твоя последняя стопка, а? Что говоришь? – Родион прислушался. – Еще чуток и навалял бы ему? С ножом была нечестная драка? Знаешь, я работаю не первый год, и понял одну вещь: умирают несправедливо, и хорошие люди, и совсем юные. К судмедэксперту другие не попадают.
Только Родион вооружился секционным ножом, как в дверь постучали. В проеме появилась голова следователя:
– Родион Викторович? Лейтенант Муравьев. Мы на опознание с хе-хе… Предполагаемой родственницей.
– Да-да. Проходите, я еще не начал вскрытие.
Они зашли в секционную. Следователь – молодой вихрастый и явно неопытный, внешне напоминал задиристого петуха. А вот девушка Родиона заинтересовала. Она не выглядела расстроенной или взволнованной. На гладком лице не отражалось эмоций. Судмедэксперт с таким сталкивался редко. Обычно к нему приходят заплаканные или хотя бы встревоженные, полные надежды или грусти, но эта девушка, казалось, проглотила бутылек валерьянки.
