Тёплая, золотая осень… Мужчина и девушка стояли рядом с высоким, серым мостом, у берега довольно широкой реки. Слева от них, на некотором расстоянии, прятался в переливчатой, голубоватой дымке, город, в панораме которого выделялись два замка на высоких холмах, изящные колокольни христианских церквей и скучные, неуклюжие прямоугольники бетонных высоток. Перед их лицами, посреди волнистого водного шёлка, находился небольшой, зелёный островок, способный полностью покрываться водой в дни половодий.
Двое наблюдателей были облачены в умеренно тёплые куртки, симпатичные шапки и перчатки, тёмные штаны. Одним из этих наблюдателей был я – Магистро Тет (Magistro Tet). Спутницу мою звали Альфа Саванто (Alfa Savanto). Мы смотрели на островок, а там появлялись быстрые, как молния, выдры.
– Пойдём, Тет, – сказала она, глядя на меня выразительными и немного смешливыми глазами, в которых почти каждый мог бы прочесть лишь слегка затаённую нежность. – Пришла пора для наших уроков.
«Что может быть лучше уроков, – подумалось мне, – когда ты учитель, а не ученик».
Однако Альфа любила быть ученицей. И вот мы уже сидели в моём доме. Интерьер в стиле лофт и умопомрачительный сад за старыми окнами… Тут у меня были яблони, и сирень, и груши, и тополя, и вишни, и крыжовник, и зелёная травка с цветами. На самых высоких деревьях – целая куча омелы. Порой её вечно зелёные щупальца падали на дорожки сада… Вырванные ветром они были обречены на смерть, но ещё невероятно долго сопротивлялись ей, даже если землю покрывал белый, хрусткий снег.
Оказывается, у омелы есть ягоды. Пока она висит на дереве рассмотреть их весьма сложно.
– Люблю твою самодельную мебель, – шепнула Аля и рассмеялась.
Милашка удобно устроилась на диванчике. Рядом красовались самые разные подушки: некоторые с довольно сложной вышивкой, а другие из гладкой, красивой ткани. Все эти мягкие штуковины создали хозяева квартиры.
– Сыграем в шахматы, Аля? – спросил я и улыбнулся.
– Конечно! – быстро согласилась она и резко наклонила голову на бок, при этом её волосы соскользнули на грудь.
Я – весьма посредственный шахматист. Очень даже малоискусный. Но всё же смог обучить Алю. Она замечательно понимала игру и грозилась уже в скором времени превзойти учителя. Думаю, все шансы у неё действительно были. Учить её – невероятное блаженство. Что может быть соблазнительнее думающей женщины, которая сидит на твоей постели, склонившись над доской с маленькими, блестящими фигурками, гладкими, такими приятными на ощупь… Гладкие фигурки, шершавая доска со старым, истёртым лаком, молодая девушка… Их так и хочется погладить!
Эй, что вы там говорите? Никогда не думающая, голая женщина, без всяких фигур, кроме её собственной, гораздо соблазнительнее той, что я сейчас описал? Хм… Так действительно скажут многие мужчины, если, разумеется, вдруг решат говорить честно.
«Я верен тебе, дорогая, потом что люблю» – стандартный вариант псевдоправды. Подают, как благородное и возвышенное признание. Однако если бы сказитель был искренен, то сказал следующее: «Я верен тебе, благоверная, ибо голливудская актриса мне не достанется. Даже твоя более сексапильная подруга Дана меня бортанула, и вот мы в браке, чмок-чмок, но стоит чему-то гораздо более лучшему стать для меня доступным, и ты получишь отставку».
Почти все хоть раз думали, что не выдержат некую суровую правду, но почти все её выдерживали, и лучше всего обычно те, кто привык к неотвратимым испытаниям с детства. Что вообще значит расхожая фраза: «Я этого не выдержу». Вряд ли у тебя остановится сердце от информации о том, что муж вторгался в организм другой женщины, даже если ты всё ещё любишь изменщика. Ты наверняка выдержишь то, что якобы не выдержишь – не ври себе, чтобы потешить невроз. Испытание обычно страшнее перед его началом, чем в самом процессе, хотя, посадка на кол, вне всякого сомнения, составляет одно из исключений для данного правила.
После этого замечательного, капельку хаотичного, отступления, вернёмся, наконец, к моим словам и вкусам.
Я всегда был перверсивным: женщины с мощным мозгом представляются мне горячими. Особенно в том случае, когда при мощном интеллекте у них ещё и ангельская внешность.
Кто, впрочем, скажет, что есть ангельская внешность? Это когда дама похожа на одну из скульптур в нашем главном костёле? Или на куклу? У неё модные нынче губы, которые как будто долго били ракеткой для пинг-понга, пока те не приобрели нужную форму? Пам-пам-пам.
Но кто такой этот Магистро Тет, чтобы судить. Он, то есть я, как раз никогда не забывает: вкусы бывают разными. Можно не говорить: фильм чепуха, книжица тупая, девица страшная, а вместо этого корректно сообщать: «не в моём вкусе». Впрочем, вернёмся к игре!
– Детский мат уже не пройдёт, да? – спросил я и резко приподнял брови.
– Это факт! – уверено заявила Аля, кусая губки и потирая свои ладошки.
– Ну что ж, – ответил я девушке. – Попробую показать испанскую партию, хотя я, честно говоря, держу в памяти лишь название, что вот, мол, что-то там испанское в этих шахматных дебютах навострено.
