Где-то во тьме звякнул колокольчик. Звук понёсся прочь и медленно утонул в сгустившейся непроглядной бесконечности. Я замер, всматриваясь в черноту, в надежде, что глаза постепенно привыкнут к ней. Предметы во мраке всё никак не проступали.
Зато начало работать обоняние, принесшее запах тлеющих благовоний. Что-то хвойное с ягодными нотками. Уловив направление источника аромата, я повернулся. Вновь послышался звон колокольчиков. На этот раз нескольких.
Казавшееся до этого чужим тело отозвалось ощущениями плотной одежды и твёрдой поверхности под согнутыми ногами. Подушечки пальцев нащупали вокруг дощатый пол. Я сидел в прохладном помещении.
Что-то давило на глаза. Повязка? Из-за неё-то я ничего и не видел. Едва стоило потянуться к лицу, как материализовавшаяся из неоткуда твёрдая палка, похожая на деревянный посох или костыль, мягко легла на мои ладони и опустила их.
– Не нужно, – шепнул мужчина совсем рядом. – Свет пока вреден тебе.
Его голос казался смутно знакомым. В шёпоте отдалённо улавливалось что-то хорошо мне известное. Воспоминание скользнуло совсем рядом, но ухватиться за него не удалось.
– Кто здесь? – на всякий случай тоже шёпотом спросил я. – И где я? Что случилось?
Хотелось получить ответы разом на все вопросы. Казалось, если бы не сбившееся дыхание, их поток никогда бы не закончился.
– Ты не помнишь? – собеседник задал вопрос, но совсем не удивился и не представился.
– Кто вы?
– Ты не помнишь, – уже утвердительно проговорил он.
Я действительно не помнил. Эта повязка на глазах, неразговорчивый сиделка, благовония с колокольчиками. Почему я на полу? Зачем мы шепчем?
– Ты ведь Костя? – уточнил незнакомец. – Константин Папочка?
Стоило мне кивнуть, и совсем рядом тонкой дрожью опять отозвались несколько колокольчиков.
– Вы слышите это? – спросил я.
– Что последнее ты помнишь? – проигнорировал меня собеседник.
Хороший был вопрос. Правильный. Прошлое отсутствовало. Я был собой, но чистым, ненаполненным. Константин, мужчина неопределённого возраста и рода занятий. Константин Спиридонович, не представляющий, что с ним произошло. Константин Спиридонович Папочка – пустышка, никто.
– Вот, держи, – шептун приподнял мою ладонь острым навершием посоха и вложил в неё что-то твёрдое. – Вспоминай.
Указательным пальцем второй руки я провёл по узорчатому пористому цилиндру, соскользнул с него на холодную плоскость и остановился на колком острие.
– Нож? – догадался я.
– Хар, – поправил мужчина.
Слово звучало необычно, но знакомо. Я повторил его несколько раз скороговоркой, пытаясь разжевать, размять на составляющие и уже по ним определить, почему мне было небезразлично это холодное оружие, этот инструмент – не какой-то абстрактный, а тот самый, что я сжимал.
Воспоминание первое: Лисьи огни
– Ненецкий хар – незаменимая вещь в быту любого жителя тундры, – говорил я, вытягивая над головой нож с костяной рукояткой. – Без него на улицу не выходят. Это сразу и многофункциональный инструмент похлеще швейцарской раскладушки…
Окружившие меня пятиярусным кольцом студенты-первокурсники, сидящие в амфитеатре аудитории, хохотнули.
– А также оружие для нападения и обороны, – продолжал я. – Верный товарищ, порой даже предмет ритуального назначения.
Я выдержал многозначительную паузу, дожидаясь, когда внезапно повисшая тишина заставит вчерашних школьников прекратить разговоры, оторваться от телефонов и хрустящих снеков – чипсов или сухариков. Кто-то жевал очень увлечённо, но медленно, пребывая в полной уверенности, что осторожные движения челюстей делали его незаметным. Откуда ему было знать, что это там, наверху, звуки терялись, а внизу, у кафедры, благодаря сужающейся форме помещения, они наоборот концентрировались, многократно усиливаясь и указывая на сектор с источником звука. Голодный студент словно жевал у меня над самым ухом, не раскусывая, а раздражающе долго давя свои хрустяшки зубами одну за одной. Наконец мы встретились взглядами. Да, ты, лохматый хомяк, тебя ждём. Пачка с перекусом нырнула под столешницу.
– Именно этот как раз такой, – рассказывал я. – Он принадлежал тадебе – шаману, если говорить в обывательской терминологии.
Деланный интерес аудитории, последовавший за моим молчанием, разом обернулся настоящим. Некоторые даже извлекли одинокие наушники, прикрываемые ладонями. Ещё бы. Про колдовство всем интересно. Иногда мне казалось, что магическое мышление в человеке зарождалось раньше логического. От того все кругом и бегали до сих пор к гадалкам, вглядывались в натальные карты и составляли дневники желаний, поручая многие хлопоты искусственному интеллекту. А зачем был нужен естественный, когда тут такой помощник, а самому достаточно и магического?
– Нож этот во время последних летних раскопок под Салехардом обнаружил ваш постоянный преподаватель, Валерий Николаевич, – пояснил я. – Захоронение принадлежало ненецкому шаману, хотя у него были и атрибуты селькупской культуры. Эти два народа, живущие бок о бок и регулярно контактирующие…
– Константин Спиридонович, а что он умел? – крикнул из центра аудитории носатый парнишка, опережая словами так и не поднявшуюся до конца руку.
