ГЛАВА 13 УЧЁНЫЙ БОМЖ ПАНТЕЛЕЙ ПАНТЕЛЕЕВИЧ
Лаврентия Павловна, достав из сумочки косушку коньяка, приобретённого старшим сыщиком, громко поставила её на стол перед лицом секретаря.
Дама в весьма потёртом брючном комбинезоне вьетнамского бренда DKNY и перчатках-митенках с открытыми пальцами подняла вначале одно веко, затем другое и, улыбнувшись почти беззубым ртом, весело заявила: «Это ты, мать Революция? Как я тебя люблю и обожаю! Как всегда, вовремя и с подарками. Проходи, сам уже как раз освободился, будет тебе очень рад. Сегодня у него приём за приёмом, приём за приёмом. Управляющая компания и семь риелторских агентств посещали. И все в один день. Только успевай пропускать и обслуживать, одного кофе целую банку выпили. За молоком два раза бегала, устала от посетителей, просто жуть, вот и решила вздремнуть. А это кто с тобой, что за бобёр?»
— Мулечка, это новый приятель мой, Мишаня. Он старший детектив в агентстве «Женская логика». Мы по делу пришли к Пантелею Пантелеевичу. Помнишь Лизку Ирискину, мою соседку? — уточнила Лаврентия Павловна.
— Конечно, помню, модная фифа, — ответила Муля.
— Так вот — пропала моя соседка, недели две как исчезла. Родственники денег не пожалели, заказали розыск и наняли детектива, — продолжила разговор старушка.
— Стопудово, вначале не пожалели денег, чтобы саму старушку заказать, а потом не пожалели денег, чтобы найти её. Многие так делают. Алиби — стопроцентное, это сейчас модно. Специальные детективные агентства открывают с этой целью, называются эти конторы — отмазагентства. Квартиру, небось, продали? — зевая, заявила Муля.
— А ты откуда знаешь? — спросила пенсионерка.
— У нас не такое кредо, мы не отмазагентство, — возмутился Груздь.
Муля открыла бутылочку с коньяком, отпила из горла и, почесав затылок, заявила: «Может, и не такое, а может, как раз именно такое! Мать моя, Революция, а чего тут знать, у нас в России тридцать процентов бомжей пострадали за квартирный вопрос. Только в одной Москве под двести тысяч бомжей: танкистов — тех, что в трубопроводах обитают; железнодорожников, приписанных к электричкам и вокзалам; чердачников — высотников; вольных дачников — тружеников сельского хозяйства, бесплатно замещающих хозяев дач во время их отсутствия; мусорщиков — добровольных помощников мусорных компаний и прочих специалистов свободной жизни, вот и посчитай, сколько человек обмануто! И это только в столице!
Вот и её обобрали да отправили жить в какой-нибудь коллектор. Была Елизавета Ирискина, а стала свободная от проблем с недвижимостью Лизка-танкистка.
Может, и повезло, отправили в какой-нибудь работный дом, там полегче с едой и одёжкой, но свободы нет вообще. Всё по распорядку дня. Так что насчёт того, вы с отмазагентства или не с отмазагентства, я не знаю. Жизнь покажет. Но если я хотя бы на треть права, тогда, мать Революция, бутылка коньяка с тебя. Поможем тебе, бобёр, коль такой человек, как мать Революция, тебя к нам привела».
— Ладно, разберёмся. Пантелеевич подскажет, давай докладывай, — попросила Лаврентия Павловна.
— Я Муля, я Муля — сообщение боссу. К вам пришла Революция собственной персоной, — заявила секретарь, воспользовавшись небольшой радиостанцией.
Лаврентия Павловна решительно открыла грязную треснувшую дверь следующего помещения этой странной квартиры и вместе со старшим детективом вошла в комнату.
Груздь осмотрелся. Помещение, в которое они вошли, было обшарпанным, обои на стенах и тут, и там оборваны, а под потолком висела расколотая люстра. Однако везде было чисто прибрано.
В одном углу стоял достаточно приличный огромный мягкий уголок, непонятно как сюда попавший. В другом углу находился канцелярский стол, одну ножку которого заменял толстый сук.
Между ними располагался круглый столик с самоваром и набором для чайного приёма, треснувшей сахарницей, вазочкой с вареньем и открытой коробкой конфет.
За столом сидел мужчина интеллигентного вида, в скромном костюме-тройке российской фирмы «Сударь», как и у Михаила Ивановича Груздя, только чёрного цвета.
На строгом, как у преподавателя, лице располагались очки с толстыми стёклами и небольшая ухоженная бородка. Волосы были зачёсаны назад, а в левом ухе поблёскивала серебряная серьга, говорящая о бунтарских нравах своего хозяина.
— Рад приветствовать вас, уважаемая Лаврентия Павловна, в моём кабинете. Какими судьбами, чем можем быть полезны? Муля, подайте чаю заслуженному работнику ВОХР — мадам Революции — и сопровождающему заслуженного работника ВОХР, — заявил мужчина, когда гости вошли в комнату-кабинет.
Колоритный хозяин странного офиса вышел из-за стола и, подойдя к пенсионерке, взял её руку для поцелуя. От него повеяло запахом хорошего мужского парфюма и достойными старинными традициями.
Лаврентия Павловна вальяжно подала руку и довольно начала беседу: «Я тоже рада тебя видеть, Пантелей Пантелеевич. Ох, и озорник ты, скажешь тоже: «…заслуженного работника ВОХР…»
Хотя, да, были у меня серьёзные дела по молодости. Однажды настоящего шпиона поймала. Дело было так. Убиралась я, как обычно, в управлении ВОХР, если помните, я уборщицей там работала. Смотрю, какой-то мужчина заходит в холл и озирается по сторонам, потом к стендам в коридоре подошёл, начал читать, а сам как будто бы высматривает что-то. Сам-то мужичок подтянутый, в шляпе, аккуратный такой, культурный, вежливый, услужливый и уважительный необычайно. Вообще не похожий на наших достойных тружеников.
