Надо мной в сумасшедшем хороводе кружат снежинки, крупные, точно искусственный снег на киностудии. Их танец завораживает, гипнотизирует и успокаивает. Я не могу уловить ни единого звука: в моих ушах тоже снежинки. Они тяжёлые, мешают слышать, но их плавный танец уносит все печали куда-то очень далеко. Пробую коснуться одной, но на пальцах остаются лишь грязно-серые следы золы. Снежинки рассыпаются прахом, стоит им добраться до меня. Тогда в ушах появляется звон или это свист вьюги? Сначала звук совсем тихий, затем становится всё громче и громче, так что уже невозможно терпеть. Песнь вьюги заставляет меня подняться; оказывается, я лежу на полу. Это трудно. Переворачиваюсь набок, в груди всё горит, руки дрожат и совсем не слушаются, но я всё же нахожу в себе силы, чтобы опереться на них и приподняться. Тяжесть снежинок неумолимо давит на плечи. Затем кое-как сажусь на колени, к танцу снежинок присоединяется карусель из окружающих меня стен. Стены покрыты копотью, а мои глаза сильно слезятся от дыма, снежинок больше нет, только крупные хлопья пепла.
Пепел застелил всё вокруг: мои руки, волосы, плечи. Я держусь ладонями за пол, чтобы не утонуть, чтобы не упасть с карусели. Меня тошнит. Теперь я понимаю, что не могу дышать из-за дыма.
Где-то неподалёку разгорается слабый огонёк. Нет, не пожар, это свет от солнца. Не знаю почему, но чувствую, что мне нужно подойти к нему. Чувствую будто всей поверхностью кожи, как он зовёт меня. Хотя в ушах по-прежнему свист. Я ползу вперёд, кашляю, падаю, вдыхаю ненавистный пепел и снова ползу. Я должна добраться до Солнца. Я уже совсем близко. Моих испачканных в золе пальцев касается первый лучик. Поднимаю глаза, не могу сдержать улыбки, когда замечаю Его. Это ангел. Наверное, ангел: кто же ещё способен зажечь такой свет? Я рисовала их сотни раз – небесных воинов в сияющих доспехах. Значит, это конец? Ангел пришёл за мной. Мне вовсе не страшно. Свет от крыльев Ангела дарит тепло, в груди больше не болит, лёгкие точно наполнились свежим воздухом, а невыносимый свист в ушах стал едва уловимым. Ангел не смотрит на меня, он кого-то баюкает в руках, что-то говорит, но мои уши в этой сумятице не способны различить ни звука.
Свет окутывает меня с ног до головы. Картинка окружающей реальности теряет фокус. Мне хорошо, жаль только, что не дотянусь до рюкзака с карандашами, я бы нарисовала портрет Ангела. Теперь я знаю, что у него волосы цвета серебристого снега и яркие, точно летнее море, глаза.
– Ася, моя девочка! Боже, это она! Неужели это правда она?
– Ольга Александровна, тише! Александра всего лишь спит.
Точно огромные резиновые пули, до меня долетали обрывки разговора.
– У неё сотрясение средней тяжести, несколько ушибов, вывих плеча, – незнакомый громкий мужской голос успокаивал маму, – но ситуация абсолютно не критическая, недельку вашу девочку покапаем, понаблюдаем и будет как огурчик!
– Фёдор Степанович, спасибо! Спасибо вам огромное! – голос мамы сорвался в плач.
– За что же вы меня благодарите? – мягко произнёс незнакомец. – Я тут абсолютно ни при чём. Это вон к товарищу, что сверху, с благодарностями обращайтесь. Повезло вашей барышне. Несказанно повезло.
На последних словах в голосе мужчины послышалась лёгкая дрожь. Казалось, он сдерживал то ли гнев, то ли боль, то ли бессилие.
– Мама? – я открыла глаза и повернулась лицом на голоса, что шептались неподалёку.
Картинка не собиралась обретать чёткость, а я по привычке потянулась, чтобы найти очки, но и они не торопились находиться.
– Ася! Асенька! Дочка! Милая моя! – мама рыдала, так что не могла говорить и даже сделать пару шагов мне навстречу.
Я протянула свободную от фиксирующей повязки руку к ней, а доктор помог маме не упасть и сесть на краешек моей постели.
– Ася… – только и могла выдавить сквозь слёзы она.
– Ольга Александровна, ну что же вы, право! Я же вам уже всё разъяснил! – доктор легонько похлопал маму по плечу. – Александра, деточка, а скажите, будьте так любезны, вы случаем вчера в нашей больнице кровь не сдавали?
– Да, мы от университета приходили, – подтвердила я. – Нас направили в честь дня донора.
– Вот и чудненько, теперь пазл сложился. Деточка, вы помните, что произошло после кроводачи?
Я медленно кивнула. Такое не забудешь, даже если захочешь. Взгляд непроизвольно упал на кончики пальцев, я решилась проверить, остался ли на них ещё пепел. Нет. Только серая полоска под ногтями, то ли от пепла, то ли от акриловых красок, что я так и не отмыла после занятий.
В момент, когда я отвлеклась, разглядывая свои ногти, напротив, на соседней койке, пришло в себя ещё одно тело:
– М-м-м, – жалобно промычало оно едва слышно.
– Так, – озадаченно протянул Фёдор Степанович и начал быстро заглядывать в карточки, кипу которых держал в руках. – А здесь что у нас за постоялец? Ничего не пойму, – мужчина сосредоточенно хмурился и пролистывал записи. – У нас сегодня полный кавардак. Дружочек, как величать вас, помните?
Доктор отложил бесполезные карточки на тумбу рядом с очнувшимся пациентом и приступил к осмотру:
– Ал… лекс… сей, – прошептал сиплым голосом сосед, – Игнатов. Алексей.
