Даже те, у кого была плохая память на лица, её обычно запоминали сразу. У Маши были глаза разного цвета – один светло-карий, почти жёлтый, другой – голубой. И родимое пятно на виске. Небольшое, в форме кошачьей лапки.
Женя звал ее Муркой. Она – Маша, Маруся. Разные глаза, как у кошки, метра на виске. От Маруси до Мурки недалеко. Но это было Женькино имя для нее, никто после его не повторил.
Оказывается, они жили в соседних дворах. Но немножко разминулись во времени. Всего десять лет. В зрелые годы – ни о чем. В детстве и юности – целая эпоха. Она была еще ученицей «началки» с пышными бантами в коротких толстых косках, когда он окончил школу и поступил в вертолетное училище.
Он знал, что все равно уйдет из дома – в их семье все мужчины были военными, и отец ждал, что сын поступит в военно-технический институт, до которого сорок минут общественным транспортом. А Женька хотел уехать на край света, потому что не мог смотреть, как отец бьет мать. Причем, даже когда Женька вырос, и мог бы скрутить отца в бараний рог, мать не давала за себя заступаться. Любила такой сумасшедшей любовью. И не было для нее минут слаще, чем те, когда отец, протрезвев, на коленях просил прощения.
Женька понимал, что рано или поздно или уб-ьёт отца, или сойдет с ума от этой больной жизни. Он и Достоевского потом никогда читать не мог, находя перекрестное эхо, в страданиях героев – и самых близких ему людей.
Окончив училище, он успел еще попасть в Афганистан, незадолго до того, как там всё кончилось. Вернулся оттуда без единого ранения, только много седины появилось, но он был светло-русым, и окружающим это в глаза не бросалось. Просто волосы будто немножко подернуты пеплом. Ну и душа тоже.
Его позвали преподавать в родное училище, и он согласился. А в соседнем городе открыли педагогический институт с особой направленностью. Тут вам и традиции старины, и духовность, и форма… И дважды в год непременно балы. Один Рождественский, зимой, другой – на Троицу. Факультативом, но обязательным, в институте шли бальные танцы. Занимались весь год – уж у кого как получалось, не взыщите. И на бал прийти нужно было непременно в платье «в пол» в перчатках, а некоторые девчонки еще и веера брали. Вы тоже сразу представили себе девушек? И правильно, юношей тут было – кот наплакал. Ну математики еще, физики… Но среди филологов – девчонки сплошь.
На занятиях бальными танцами они допрашивали преподавательницу:
– На балу мы будем танцевать друг с другом, да?
Наталья Николаевна пожимала плечами, но говорила:
– Наверное, ректор что-нибудь придумает.
И ректор придумал. Договорился и сделала «заказ» в вертолетное училище, потому что военный – он должен быть не только «красивый и здоровенный», но еще обязан был уметь танцевать хотя бы вальс.
Маша, она же Маруся, она же будущая Мурка, на бал идти не хотела вообще. Потому что неискушенные в старинных нарядах девчонки, не шили и не покупали себе платья вечерние, а как одна уцепились за свадебные. Вот это шик и блеск, лучше ничего быть не может. Кто-то одолжил такое платье у знакомых, кто-то взял напрокат, кто-то купил на Авито…Короче, только у них на курсе было двадцать четыре невесты, а место «фрейлинского шифра» можно было прикалывать надпись «Хочу взамуж».
Маша в ту пору вообще не любила подходить к зеркалу. Меченая, б—ин, или как Сережка Лобода говорил «в натуре, кабаны..». Сколько раз ей хотелось удалить это чертово родимое пятно, мама ее водила в больницу, когда ей было лет десять, но старенький дерматолог покачал головой и сказал: «Лучше не трогать. И вообще не загорать и не травмировать». У мамы вообще россыпь таких черных пятен шла наискосок по плечу, и мама боялась, что они переродятся. Мама всегда боялась какого-нибудь жуткого диагноза. И с Маши взяла обещание – знак, данный ей от природы – не трогать: «Никогда… сколько будешь жить на свете… ради меня»..
Значит, что мы имеем? Разные глаза как у кошки плюс черное пятно. Какие балы, вы о чем? Маша и на уроках танцев была худшая. И опять же мама настояла. Договорилась со своей знакомой, которая в доме культуры руководила театральным кружком. И та одолжила платье. Простое, голубое, шелковое, в пол. Настенька из «Морозко» носила, когда дошла до статуса «любимой невесты».
Но, оказавшись на балу, Маша чувствовала, что жених даже не посмотрит в ее сторону. Когда начались танцы, она постаралась скрыться за спинами преподавательниц. И уже оттуда глядела, как ее однокурсницы кружатся в объятиях курсантов.
А потом, чтобы немного передохнуть, затеяли игру в «Почту», и Маша взяла на себя роль почтальона – переносила записки от юношей девушкам и обратно. Было много смеха, девчонки порой краснели так, как когда-то их юные прапрабабушки. А Маша радовалась, что её это все минует – и ожидание записки, и разочарование, что тебе никто не написал. И уж совсем мельком она отметила командира курсантов – или как у них там называется этот дяденька, что их привез. Он стоял чуть поодаль и оттуда смотрел на своих воспитанников. Лицо еще молодое, а волосы седые.
Но когда заиграли вальс, и Маша вновь хотела ускользнуть в свой тихий уголок и сделаться незаметной, оказалось, что этот человек стоит перед ней и приглашает ее на танец!
