Петрашевцы и мы

Редактор Леонид Анатольевич Фролов

Редактор Екатерина Александровна Самойлова

Редактор Марина Альфредовна Черносвитова

Дизайнер обложки Оксана Альфредовна Яблокова

© Евгений Черносвитов, 2019

© Оксана Альфредовна Яблокова, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-0050-8854-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Леониду Анатольевичу Фролову, советскому, русскому писателю, давшему название этой книге, с благодарностью.

История персонифицируется в людях и, как они, обретает свою биографию. Михаил Сергеевич Лунин не был 14 декабря 1825 года на Сенатской площади, но при слове «декабрист» первым возникает его образ. Рафаил Александрович Черносвитов в качестве гостя посетил 2—3 «пятницы» М. В. Петрашевского, но, пройдя через Петропавловскую крепость по делу петрашевцев, военно-судебной комиссией был оставлен «в сильном подозрении» и сослан на пять лет в Кексгольмскую крепость. Кстати, находясь в тюремной камере Петропавловки и отвечал письменно на вопросы следственной комиссии, он, как полагает академик М. В. Нечкина, одним из первых назвал восставших на Сенатской площади «декабристами». Р. А. Черносвитов – личность удивительная и судьбы необычной. Как Петрашевский олицетворял собой революционное настроение предреформной столицы, так Черносвитов – глубинки России.

Все началось со слов родственника Юрия Александровича Новокрещенова, приехавшего в командировку из Забайкалья (где он постоянно проживает вот уже 20 лет) в Москву, а раскольники наши помнят твоего предка золотопромышленника Черносвитова. Говорят, что он предлагал Петрашевскому свои миллионы, чтобы начать новую Болотниковскую войну, освободить крестьянство от крепостничества, а Урал, Сибирь и Дальний Восток объединить в самостоятельное подлинно русское государство. Разговор этот произошел год назад, когда авторы этой статьи усиленно работали над историей декабристов, изучая многочисленные опубликованные и неопубликованные литературные и архивные материалы. О петрашевцах, по сравнению с декабристами, написано чрезвычайно мало. О Черносвитове и того меньше. Из энциклопедических словарей последних пятидесяти лет как петрашевец он вообще исчез. А в появившейся за эти годы скудной литературе о петрашевцах, о нем если и говорится, то в пренебрежительных тонах или как о случайном посетители кружка Петрашевского, «болтуне, а может быть шпионе». При этом ссылаются на Ф. М. Достоевского.

«Вопрос о земле, раскольники, Русский вопрос», – этого было вполне достаточно для нас, чтобы переключиться от декабристов к петрашевцам. А тут еще и «личный мотив»: «Да ты, Евгений, – подзадорил Юрий Александрович – копия петрашевец Черносвитов, твой предок! Хочешь вышлю тебе его фотокарточку из дореволюционного журнала. Приобрел, по случаю».

Вот таким образом мы и обратились сначала к семейному архиву Черносвитовых, а затем и государственным, чтобы узнать подробнее о Рафаиле Александровиче. И были поражены не только силой и привлекательностью его удивительной личности, но временем, когда он появился в нашей истории: «Да ведь это сегодняшние дни! Да ведь это наши проблемы!» По кругу Россия пошла, по кругу! Появилась твердая уверенность – нужно написать об этом – статью, книгу. И нужно… нужно заставить заговорить архивные документы, Так и попытались мы в этой статье сделать – привести подлинные, недоступные ранее широкому читателю, материалы.

Вот таким образом мы и обратились сначала к семейному архиву Черносвитовых, а затем и государственным, чтобы узнать подробнее о Рафаиле Александровиче. И были поражены не только силой и привлекательностью его удивительной личности, но временем, когда он появился в нашей истории: «Да ведь это сегодняшние дни! Да ведь это наши проблемы!» По кругу Россия пошла, по кругу! Появилась твердая уверенность – нужно написать об этом – статью, книгу. И нужно… нужно заставить заговорить архивные документы, Так и попытались мы в этой статье сделать – привести подлинные, недоступные ранее широкому читателю, материалы.

Вот таким образом мы и обратились сначала к семейному архиву Черносвитовых, а затем и государственным, чтобы узнать подробнее о Рафаиле Александровиче. И были поражены не только силой и привлекательностью его удивительной личности, но временем, когда он появился в нашей истории: «Да ведь это сегодняшние дни! Да ведь это наши проблемы!» По кругу Россия пошла, по кругу! Появилась твердая уверенность – нужно написать об этом – статью, книгу. И нужно… нужно заставить заговорить архивные документы, Так и попытались мы в этой статье сделать – привести подлинные, недоступные ранее широкому читателю, материалы.

Время петрашевцев еще не осмысленно так, как время декабристов. В литературе декабризм – это пушкинское время. А время петрашевцев? Белинского? Салтыкова-Щедрина? Достоевского? Петрашевский период в нашей истории не имеет аналогов в прошлом. Он весь из будущего, отражает его, предопределен им, и время истории течет вспять к сороковым годам прошлого века от нынешнего дня или от дня грядущего. Место действия не меняется – Россия. Да и время, по сути, остается «на месте», как в броуновском движении бег пылинок, взвешенных в капле воды. Таким образом, условия для классической драмы петрашевцам было предуготовлено историей. Абсолютная монархия с III Отделением и жандармерией сословное строение общества при тотальной зависимости трудящихся от паразитических классов: сословность высшего чиновничества, сословность офицерства, сословность в системе образования, здесь же церковь – духовный оплот самодержавной власти. А фундаментом этого строения было крепостничество. «Помещик – самый надежный оплот государя, – писал Л. Дубельт, управляющий III Отделением. – Уничтожь эту власть, народ напрет и нахлынет со временем на самого царя…» При полном отсутствии демократических свобод – слова, печати, представительных учреждений – общественная жизнь пульсировала в многочисленных кружках интеллигенции. Они были разные, кружковцы. Славянофилы, консервативные политически, но ставившие в центр своих интересов судьбу русского народа. Западники, стремившиеся к европеизации России или к ее американизации (нация – штат, взаимоотношение между нациями, как штатами в Америке). Были русские либералы с их вольнодумными разговорами и резкими словами против правительства, требовавшие «водворения правды». Идея законности для них не разрушала, а поддерживала существующий порядок. Были и «бюрократы-реформаторы», чиновники министерств и ведомств, профессора университетов. Таким образом, общественный лагерь был разнороден, плюрализм мнений тогда был навязчивой реальностью. И все-таки это духовное брожение было одной закваски. Действительно, все, кто объединялись в кружки, были петрашевцами. Петрашевец Д. Ахшарумов писал: «Оставшихся на свободе людей одинакового с нами образа мыслей, нам сочувствующих, без сомнения, надо было считать не сотнями, а тысячами». «Чрезмерно большее число, в сравнении со стоявшими на эшафоте, но совершенно таких же, как мы, петрашевцев, осталось совершенно нетронутым и необеспокоенным, – писал Ф. Достоевский. – Правда, они никогда и не знали Петрашевского». Молодой Л. Н. Толстой (он закончил Казанский университет в 1847 г.) тогда создавал образ Оленина, героя «Казаков», которому «открылось, что все наше гражданское устройство есть вздор, что религия есть сумасшествие, что наука, как ее преподают в университете, есть дичь, что сильные мира сего большей частью идиоты или мерзавцы, несмотря на то, что они владыки». Все хотели перемен, по-разному представляли пути к ним. Вот, например, М. В. Петрашевский в 1846 г., когда было реформировано в Петербурге городское сословное самоуправление, выставил свою кандидатуру в секретари Городской думы. Выпустил литографированную «программу», в которой разъяснял обязанности избирателей и депутатов, задачи, которые должна решать Дума (хозяйственные, устранив от этих дел полицию; юридические – с соблюдением законности, ослабляющей позиции власти и др.). А Александр Баласогло возлагал надежды на освоение Сибири и Дальнего Востока. В том же, 1846 году, став членом вновь основанного Русского географического общества, Баласогло разработал проект экспедиции по описанию Сибири и Восточного океана, в которой хотел участвовать. Он работал с Геннадием Невельским над поиском прохода из устья Амура в Тихий океан. В 1847 году Баласогло составил для Н. Н. Муравьева – генерал-губернатора Восточной Сибири, исторический обзор об освоении Россией Сибири, Дальнего Востока и Тихого океана. Переосмысливали петрашевцы и нашу историю. Много спорили об Иване Грозном и Петре Великом. Они осуждали славянофильскую идеализацию допетровской старины, считали Петра народным героем. Но и Иван Грозный был для них великим монархом, сделавшим много для построения, и укрепления государства Российского. Петрашевцы были за парламентарный строй, подкрепленный демократическими институтами. Они считали, что борьба различных партий, разногласие их интересов есть элемент жизни и движения, залог здоровья и прочности политического организма. Борьба партий разоблачает все немощи и болезни общества, предохраняет разум общественный от апатии, застоя и захирения, устраняет пагубный рутинизм и старообрядство из администрации. Петрашевский настаивал на существовании легальной и «законной» оппозиции правительству. В кружке Петрашевского, да и в других горячо спорили, какое правительство «подходит» для России – республиканское или конституционная монархия? Ну, а суд? Он, конечно же, должен быть судом присяжных, как в Англии. Тогда восторжествует справедливость. А пока… Внешний признак отсутствия справедливости, – писал Петрашевский в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, – есть взяточничество». А пока… В России нет правительства, потому что «правительство есть общество, принявшее на себя обязанности заботиться о благе своего народа». «Я желал полной и совершенной реформы быта общественного», – там же продолжал Михаил Васильевич. Но чуть позже молодой Чернышевский провозгласил: «Требуется избавить низший класс от его рабства не перед законом, а перед необходимостью вещей… чтобы он мог пить, есть, жениться, воспитывать детей, кормить отцов, образовываться и не делаться мужчины – трупами или отчаянными, а женщины – продающими свое тело… Не в том дело, будет царь или нет, будет конституция или нет, а в общественных отношениях, в том, чтобы один класс не сосал кровь другого». Именно тогда осмысливались основные социалистические лозунги, такие, например, как: A chacun selon sa capacité, à chaque capacité selon ses ou ouvres