Секретарша пишет, что приболела и на работу не выйдет. Вовремя. Как всё вовремя! Хотя, после того как в фирму повадились приходить два огромных амбала от Монастырского, я и сама не прочь придумать причину, по которой не могу больше появляться в офисе. Вчера они и вовсе перешли все границы: вломились в кабинет во время важных переговоров, обозвали меня и Свету тупыми курицами, за шкирку вытряхнули нашего юриста и потенциальных инвесторов из кабинета.
Но это еще не всё! Мне пригрозили, что упекут за решетку или решат вопрос как-то «иначе», если не соглашусь переписать на Монастырского свой бизнес.
Вспоминаю угрозы двух бугаев, что Борис Артемьевич не принимает отказов, и по телу несется озноб. У меня двадцать четыре часа, чтобы принять «правильное» решение. То есть лишиться всего, в том числе и крыши над головой, потому что я вся в долгах. С ног до головы.
Не успела вступить в наследство после смерти мужа, как фирма превратилась в проходной двор. Я получила с десяток предложений о продаже дела за гроши, которые не покроют и части долгов. Отбивалась как могла, пока нами на заинтересовался сам Монастырский. Он пошел дальше всех и опустился до открытых угроз. И ладно бы речь шла о слиянии! Но отдать все до копейки, дело отца и мужа, двух дорогих мне людей, которых я боготворила и на могиле которых пообещала, что со всем справлюсь… За что такая несправедливость?
Застыв у окна, смотрю на город. Пытаюсь собраться, чтобы найти выход из сложившейся ситуации, но вместо этого в голову лезут воспоминания о Мише и отце. Чувствую себя почти так же паршиво, как и в день похорон.
Я выскочила замуж в восемнадцать, по большой любви, за самого лучшего работника отца, на которого он возлагал большие надежды. Училась, тянулась за Мишей. И всегда думала, что мой муж – ас в бизнесе. А после его смерти оказалось, что он оставил мне кучу проблем и долгов. Наверное, поэтому в последний месяц перед катастрофой Миша был дерганым и нервным.
Фирма с трудом держится на плаву, прибыли почти нет, мне едва хватает на заработную плату сотрудникам. Однако Нина, моя подруга и по совместительству юрист, утверждает, что при грамотном подходе все получится.
Впервые не знаю, как поступить. Мне страшно. И так понятно, что люди Монастырского не шутят и завтра будут у дверей моей квартиры. А что станет с бабулей, после того как угрозы воплотятся в жизнь? Кто будет ухаживать и присматривать за ней, если со мной что-то случится? Разве ее сердце выдержит еще один удар? А мое – если потеряю последнего близкого человека?
Дверь кабинета хлопает. Я вздрагиваю и отвожу взгляд от окна.
– В общем, я всё узнала, – тараторит Нина. – Поверь, это наилучший вариант. Репутация у Шахова, конечно, небезупречная, но самое главное, что они с Монастырским давние конкуренты. Несколько лет назад вели общее дело, стройка подходила к концу, но случилось ужасное – погибла бригада рабочих. Как ты думаешь, на кого повесили вину?
– На Шахова? – без энтузиазма выдвигаю я свою версию.
– Да! Не знаю как, но он выиграл суд, и компенсации семьям погибших выплачивала фирма Монастырского. С тех пор эти двое друг друга ненавидят. Вот номер помощника Григория Игоревича. Звони!
Закусываю губу и смотрю на визитку. Несколько бессонных ночей сделали свое дело: на происходящее я реагирую уже не так остро и эмоционально, как было пару дней назад.
– Ну если не хочешь ты, давай я, – предлагает Нина. – У нас с тобой похожие голоса. Если вдруг соединят, найду, что сказать, а ты один фиг просить не умеешь. И с таким взглядом не смей идти на встречу, слышишь? Нам необходима помощь!
– Какой у меня взгляд?
– Мертвый! Еще жить и жить, а ты нос повесила…
– Я просто устала тянуть все одна. Толком от горя отойти не успела, а падальщики тут как тут. Теперь еще и Монастырский. Проблемы сыплются на голову как из рога изобилия. Я вот думаю, может, бабушку отправить куда подальше? Пока тут поспокойнее не станет.
– От темы не уходи, – строго говорит Нина. – Монастырский не отступится. Либо отдавать ему все и идти на улицу, либо звонить Шахову и попытаться что-то сохранить. По-другому никак.
Я с минуту смотрю на визитку на столе. Взвешиваю все за и против. И соглашаюсь:
– Ладно, давай звонить помощнику Шахова.
Вдруг это и правда выход? Одна не вытяну войну, а выкидывать белый флаг рано. Долгов куча, замы сбежали. – мне нужна помощь. Если допустить, что Шахов не откажется помочь и слияние будет на выгодных нам условиях, то я сохраню дом, компанию, заработные платы сотрудникам. Всяко лучше, чем через двадцать четыре часа остаться с голым задом на улице, все потеряв.
Нина набирает человека Шахова и, рыдая в трубку, просит о встрече с Григорием Игоревичем. Говорит, что согласна на любые условия по слиянию, только бы сохранить дело всей жизни родного отца и погибшего мужа.
Хорошая актриса. Я бы так точно сейчас не смогла. Последние два дня диапазон эмоций – как у зубочистки. Либо нужно выпить вина, чтобы немного отпустить ситуацию, либо… Даже не знаю, что могло бы вытряхнуть меня из панциря.
– Фух, всё, – вздыхает Нина. – Если через пару часов ответа не будет, то твоя очередь звонить. Зуб даю, Шахов заинтересуется предложением.
