Арсений улыбался расслабленно, вновь слыша свою детскую кличку. После прыжков с куском дерюги с тополя в сено, замеченных проезжавшими мимо мужиками с ребятней, звали его Сенька Дерюжные Крылья, а как подрос, то и еще грубее и проще: Сенька Дерюга. Созвучно с прозвищем его известного в округе деда.
– Кстати, наш Беляев в детстве тоже прыгнул – с сарая за семинарией, – продолжал Илья. – Возле крепостной стены. Взял зонтик и взлетел.
– Взлетел? – спросила Аня.
Илья улыбнулся, облизнул толстые губы.
– Взлетел вниз, как говорится. И получил травму позвоночника. В результате слег на три года, и от него сразу ушла женушка.
– Почему? – спросила Аня.
Илья фукнул и сделал жест рукой:
– Вот такие уж вы коварные.
– Где он сейчас? – спросил Арсений, ополаскивая чистую, переливающуюся солнечными бликами кастрюлю.
Они только что отобедали под ивой у ручья в стороне от дороги. Обед получился так себе, хотя девушка с ореховыми глазами очень старалась. Но что за обед без соли? Она ее забыла. Не взял и Илья. А прибывший на побывку летчик Арсений на них понадеялся. Илья, коего Арсений иногда кликал Геродотом, помянул давние времена Алексея Михайловича, царя, – при нем случился известный соляной бунт на Москве, когда народ из-за подорожавшей соли погромил всякие строения, побил людей и совсем убил некоторых инициаторов этой меры выбивания денег. Арсений взялся мыть посуду на ручье, сославшись на свой курсантский опыт – горы мисок и ложек, котелков и котлов перемыты за годы учения. И он надраил сейчас песком все и ополоснул кастрюлю.
– Беляев?.. – Илья пожал толстыми покатыми плечами. – По-моему, в Питере… то бишь в Ленинграде.
– Ходит? – уточнила Аня.
Илья поднял вверх палец.
– Главное, пишет. Только что вышла новинка. – Он взглянул на Арсения. – «Ариэль». – Илья выдержал паузу. – Про летающего человека.
– Над чем он пролетал? – сострил Арсений.
– Над городами и горами Азии, может, и Персии как раз. Потрясающий роман. Правда, я еще не читал.
– На чем же он летал? – заинтересовался Арсений.
– Так, сам по себе.
– Как во сне? – сказала Аня.
– Наверное.
– Или на старом рваном черном зонтике? – переспросил с улыбкой Арсений.
– Нет, его там, в азиатских горах, в монастыре каком-то, обучили этой науке мудрецы.
– Кого, Беляева? – опешила Аня.
– Что?
– Ну… ой, с вами совсем голова кругом. – Она засмеялась. – Он же научный писатель? То есть фантаст, – стала она оправдываться. – А не то что там… всякие Жюль Верны.
Это был старый спор, но Илья не стал ввязываться, а заявил, что фантастика вообще-то сейчас чуждое явление.
– Это почему же? – спросил Арсений, круто повернувшись к нему.
– Очень просто, – ответил Илья: – я знаю – саду цвесть, когда такие люди в стране в советской есть! Это наше трезвомыслие. А бесплодные всякие мечтания – там «Город Солнца» и прочие утопии – удел капиталистических фантазеров. И тому же нашему землячку Беляеву пришлось одно время очень туго, бросили его печатать. И он уехал вообще за полярный круг.
– Зачем? – спросила Аня.
– Подальше от… нелюбителей фантастики. Он там предлагал свои идеи озеленения…
– Тундры? – уточнил Арсений.
– Мурманска. Потом вернулся.
– Откуда такие сведения? – спросил Арсений.
– От Желны.
– Дятла?
– Ха! Вроде того. Он похож. Борька Желна, актер, пасынок актеров Разумовских. Сам Разумовский с Беляевым в переписке. Беляев же тоже был, как говорится, не чужд актерской стези… Я у него выпрошу книжку для тебя.
Арсений махнул рукой.
– Это похоже на ту историю с Лилиенталем… А у меня уже своя лётная книжка.
– Что ты в ней пишешь? Про нас? Про новый поход к Вержавску? – спрашивает Аня, поправляя сияющие в солнце черные волосы.
Арсений кивает и как бы читает вслух:
– Двадцать первое шестого, сорок первого. Тринадцать двадцать. – Он мельком взглянул на часы с выпуклой линзой. – То есть… уже…
– И сколько же там на твоих «кировских»? – подает голос Илья, зачесывая распадающиеся на два крыла русые волосы.
– Двадцать… двадцать девять минут, – отвечает Арсений. – Вот и все.
– И это все-о? – разочарованно переспрашивает Аня.
Арсений улыбнулся:
– Ну не пересказывать же наши разговоры.
– А что, и неплохо, – возражает девушка. – Про соль, про Беляева. Про французов и венцев, захваченных фашистами, про англичан, Черчилля с декоративным королем Георгом Шестым… да? Или Седьмым? – спрашивает она у Ильи.
– Ну и ну, – бормочет Арсений, – раньше мы тебя слушали, открыв рты.
– Да куда мне до вас, горожан! – беспечно восклицает девушка, отгоняя веточкой надоедливых комаров и оводов. – Была селянкой и ею осталась.