Нет более тяжкого бремени,
чем собственный большой потенциал.
(Закон Лайнуса.)
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я курсировала по треугольнику Калининград – Берлин – Флоренция. Энергии хоть отбавляй: успевала порешать дела в России, накашеварить на неделю в Германии, обихаживать гнёздышко в Тоскане. И раньше-то мне скучать особо не приходилось, но за прошедшие месяцы жизнь стала ещё круче. Сама себе завидовала и регулярно цыкала через левое плечо, чтобы не сглазить нахлынувшее счастье. Основным местом проживания, разумеется, стал Фьезоле. Я получила долгосрочную визу и могла беспрепятственно находиться на Апеннинском полуострове до шести месяцев в году, добросовестно изучала итальянский язык.
Старый дом ожил моими стараниями. Он стал не просто крышей над головой и основанием прочно укорениться в Европе, его тёплые, прогретые солнцем, стены стали родными. Клумбы во дворе разбивала собственноручно. Я наотрез отказывалась приглашать человека для этой работы, спорила с Добрыней, подкрепляя слова активной жестикуляцией.
– Ты не понимаешь!.. Да, садовник профессионал, он сделает в сто раз лучше, но там не будет души!
– Это так важно? – спросил он, блаженно развалившись на кровати и положив руки под голову.
– Конечно! Зачем нам это? Мы же не сквер на центральной площади разбиваем, хочется, чтобы у нашего дома был свой образ, – убеждала я, сидя рядом с ним на пятках.
– И копать сама собралась? Мозоли набьёшь, полопаются, – ответил он, посмеиваясь, и перехватил мою руку. – Загрубеют ладошки, будут как у старого крестьянина.
– Ой! Даже не подумала…. Ладно, мы только разметим, а садовник выкопает и виноградник омолодит.
– Намного лучше, – приглушённый голос и следом поцелуй моей ладони.
– Думаю, ещё фруктовый сад надо обновить, но цветы сажать сама буду!
– Конечно…, обязательно….
– Ну, я серьёзно!…
– И я…. Твои цветы и деревья потом…
– А в-виноградник?
– И виноградник….
В общем, я победила. Ранней весной приусадебные работы были закончены, двор постепенно запестрел всеми цветами радуги, превращаясь в очаровательный провинциальный уголок.
Покончив с благоустройством, я переключилась на поиски сведений о любимом доме. Усаживалась в читальном зале местного архива с итальянско-русским словарем и с головой погружалась в старые регистрационные формы и записи. Найти удалось не много, первое упоминание о нём датировано концом семнадцатого века. Жилище принадлежало благородному синьору Роберто Коваччи, потом дом продали и хозяева сменились несколько раз.
Раскопав эти данные, душа зашлась в благоговейном экстазе. Я кинулась обзванивать дорогих людей, выплёскивая на них переполнявшие романтические чувства. Добрыне повезло больше всех и он первым принял удар на себя.
– Поздравляю! Моя прекрасная леди не только блестящий аналитик, историк и авантюрист, теперь ещё и архивариус! – голос перекатывался на другом конце трубки. За тысячу километров я чувствовала его добродушную ухмылку.
– Ну и крутяк, мамуль! Представляю, что чувствуешь!.. Игорь не поверит! Хочу скорее к тебе, соскучилась! – басила дочь. Наверняка, Санькины глаза увеличились до размера футбольного мяча и она в спешном порядке звонит муженьку.
– Серьёзно? Кто бы мог подумать! Вот это да!.. Без меня на чердак не лезь, обещала! – отвечала Светик. Наверняка она уже мысленно паковала чемоданы и придумывала сто причин увильнуть от работы на пару недель.
– Великолепно, моя дивчина! Я решил отпуск устроить и обязательно приеду, – сказал Лешек и я обрадовалась. Разделить торжество с поляком – удовольствие из особых, никто не мог оценить приложенных усилий так, как он.
Конец апреля. Я ждала гостей и торопилась ошкурить старинный комод из большой спальни. Перепачкалась с головы до ног в лаковой пыли, но не отвлекалась ни на еду ни на отдых. Оставалось ещё около часа до приезда первых членов разросшегося семейства, развозить грязь перед близкими не хотелось, да и задачи впереди стояли более важные. Я натянула на глаза защитные пластиковые очки и с удвоенным усилием принялась за работу. Шлифовальная машина жужжала, заглушая остальные звуки.
Рыжая Лиска сиганула за дом в кусты олеандра, держа в зубах единственного котёнка.
– Нет, ты можешь просто сидеть? – кричал от калитки Добрыня, пропуская вперёд Димку. Я обернулась, бросила работу и с возгласом «Олежка!» повисла у него на шее.
– Нормальные женщины только и мечтают ничего не делать. Давай, наконец, купим козетку? – сказал он и потёрся носом о мой нос.
– Зачем?
– Будешь возлежать на ней и томно обмахиваться веером.
Я засмеялась и сползла на землю. Надо же, запомнил! Такой тип софы мы видели в одном из дворцов во Флоренции.
– Привет, Димуль! – я переключилась на мальчишку и поцеловала его в щёку, тот отозвался радостным приветствием, снимая очки.
– Хотелось бы увидеть тебя в спокойном состоянии, как ртуть. Мастеришь без остановки, не надоело ещё, плотник? – сказал Добрыня, снова подхватил меня и оторвал от земли. Я висела на нём, состроив вредную гримасу, а он улыбался своей бесподобной улыбкой по-детски сморщив нос. – Привет, Кузька!
Глупое прозвище, против которого я бастовала, неизменно оставалось в нашем обиходе и означало наивысшую степень соскученности.
