Царственный Рим в очередной раз распирал неуёмный праздничный восторг, ибо наступили великие дни Сатурналий, которые для такого земледельческого государства, как Рим, имели трудно переоценимое значение. Короткие дни, в продолжение которых бог солнца в гневе отворачивал свой лик от своих поклонников, благополучно миновали, и теперь можно было предаваться неограниченным восторгам. Уже накануне на улицы и площади хлынули несметные толпы народа с горящими факелами и победоносными криками «Бона Сатурналиа!»
Весь Рим дышал неуёмной радостью. Узников освобождали от оков, рабы пировали за одним столом с господами, украшенными венками из зелени мирта, а в домах простых горожан одаривали друг друга щедрыми подарками. Весь день народ веселился на площадях и на улицах, а с наступлением темноты все, кто только мог, собирались на Форуме. В западном крыле этой знаменитой площади, которая протянулась между Капитолием и Палатином, находился посвящённый богу Сатурну храм, одновременно он служил сокровищницей и местом службы квесторов.
Поддерживаемую мощными ионическими колоннами просторную колоннаду по всей высоте мраморных ступеней ярко освещали бесчисленные восковые свечи, ибо приближался час, когда, собственно, начинался великий акт поклонения Сатурну. Большинству простого народа это событие было недоступно, потому что и храм, и его приделы не были способны вместить такое количество народа. Но в основном толпа не была слишком этим опечалена, до священнодействия жрецов им дела не было, они пришли, чтобы развлечься и, если возможно, своими глазами увидеть шествие колонны украшенных жертвенных животных, которую возглавлял сам император Адриан. С тех пор, как доблестное римское оружие покорило этрусков на севере, и на юге великую Грецию, в «городе на семи холмах» прочно укоренились культура и обычаи покорённых народов, и здесь, особенно в дни языческих празднеств, можно было встретить их представителей со всей экзотичностью внешнего вида, манер и речи. Здесь можно было увидеть кого угодно – вот раб-нубиец ведёт богато экипированного слона из императорского зверинца, вот на боевом коне гарцует закованный в сияющие доспехи русоволосый фламандец, вот бритоголовые египтяне в широких одеждах проносят по кругу почёта богиню Изис, вот идёт греческий мудрец, и рядом с ним нагруженный свитками папируса молодой раб-абиссинец, вот пробивают себе путь сквозь толпу сыны Востока, вот татуированный дикарь, вероятно, из бриттов.
На нижней ступени храма бога Сатурна бойко продаёт свой товар торговец идолами, увитый красной чалмой бритоголовый словоохотливый прохожий осведомляется:
– Что, Флаккиус, процветает твоё дело?
– Как же, ещё и не то увидишь, досточтимый Тримальхио, а подобно тебе одетому в столь богатую тогу вельможе абсолютно к лицу этому посодействовать!
Тримальхио был польщён словами торговца, он некогда был рабом, но хитростью и ловкостью ему из самых низов удалось выбраться в высшие слои общества, но, конечно, манеры простолюдина прилипли к нему так прочно, что то и дело явственно проступали сквозь расписную внешнюю оболочку. Однако, несмотря на это, он был вхож в приёмную царицы Сабины, которую щедро снабжал самыми «горячими» новостями, ну а их в изобилии можно было собрать у брадобрея или у тех же торговцев «малоформатными» идолами. Ну, у таких, как вот этот, который польстил ему тем, что обратил внимание на его богатую тогу. Перед такими людьми он в долгу не оставался и щедро платил им за их товар. Тримальхио как раз обратился к заморским друзьям, с которыми недавно сидел в своём доме за пиршественным столом, когда раздались оглушительно громкие звуки литавр и кимвалов. В толпе началась толкотня, каждый хотел увидеть приближающееся красочное шествие жертвенных животных. При ярком свете факелов можно было разглядеть музыкантов, которые выдавали всё, на что были способны их флейты, барабаны и пр. Следом за ними маршировала когорта императорской лейбгвардии со знамёнами и штандартами, потом шли ликторы, потом префект, верховный главнокомандующий, и сразу следом – император в обличье верховного жреца с жертвенной чашей. Его роскошная тога, как и белоснежная туника, были украшены отличительной пурпурной окантовкой. Рядом с ним шли его министр (он нёс усыпанное бриллиантами кадило с благовониями) и флейтист, который в самый торжественный момент подаст сигнал остальным оркестрантам. Рабы, украшенные роскошными венками, вели жертвенных тельцов, покрытых пурпурными пледами, потом прошли сенаторы и преторианцы, замыкали процессию всадники, которые в своей богатой экипировке в красочности превосходили всех прошедших прежде.
Едва всё шествие приблизилось к храму, как его ворота, как по мановению волшебной палочки широко раскрылись, и из святилища хлынула волна благовоний, и одновременно раздались торжественные звуки музыки. Толпа неистово закричала: «Виват, кесарь!», и эти крики продолжались до тех пор, пока Адриан не скрылся внутри храма. За ним последовала его ближайшая свита. Тримальхио обратился к своему окружению:
